Щедрый Буге

Зиганшин Камиль Фарухшинович

подножья одной из боковых лощин я сошел с путика, чтобы снять засыпанную ловушку, а там четыре рябчика по снегу прогуливаются. К одному приблизился, так он, чудак, вместо того, чтобы взлететь, бросился удирать пешим ходом и бежал вперевалку впереди меня метров двадцать, пока я, развеселившись, с гиканьем не хлопнул в ладоши.

День завершился совершенно неожиданным подарком. Я даже оторопел, увидев, что в два капкана под берегом, поставленных просто так, на всякий случай, попались две норки.

Девственный

лес трещит в объятиях очередной волны жгучего мороза. Опять стынут, лопаются деревья. Заиндевелые кустарники в хрустальном сиянии. Кедровая хвоя поблескивает, как соболья ость. Плотный воздух вливается в легкие густым жгучим настоем.

Скрипучая лыжня увела меня в верховья Буге дальше обычного. На межгорном плато сразу бросилось в глаза черно-бурое пятно на снегу. Подойдя, увидел мертвого кабана. Смерть настигла его внезапно. Во время урагана от сухостоины, стоящей неподалеку, сильным порывом ветра отломило массивный отщеп, и он, падая с высоты, как копье, пронзил зверя

101

насквозь. Оказывается, и в тайге происходят несчастные случаи. Только виновника не накажешь - ищи ветра в поле.

Ходить в сравнении с началом сезона стало заметно легче. Снег надежно укрыл поваленные деревья, кустарники, камни. Чтобы ускорить спуск, я сиганул с обрывистой кучи напрямик и внизу угодил в запорошенную яму. Лыжи изогнулись, предательски затрещали и... переломились пополам сразу обе. Закинув обломки на плечо, попытался идти по лыжне пешком, но не тут-то было. Как только обопрешься на одну ногу, так она сразу уходит в снег по самый пах. Упираясь руками, с трудом вытащишь ее наверх, но при следующем шаге все повторяется уже с другой ногой.

Проковыляв так несколько десятков метров, взопрел. Соленый пот заливал глаза. Ноги загудели от напряжения, отказывались идти дальше. Пораскинув мозгами, срубил ольху. Вытесал из нее две полуметровые плахи и прибил их прямо на камус (коробочка с гвоздями, веревочками, проволочками у меня теперь всегда с собой). Получилось неплохо. На них я так и проходил до конца охоты.

Довольный и гордый тем, что сумел устранить поломку, завернул на памятную протоку, где я завалил секача, чтобы пополнить запасы мяса. К туше уже стекались собольи тропки: крупные следы самцов и миниатюрные

– самочек. Снег, которым я засыпал вепря, с трех сторон разрыт. Вот ведь закавыка - не знаешь, радоваться или расстраиваться.

Соболя по каким-то неуловимым для меня признакам отличают следы зверька, идущего с богатой кормежки, и тоже начинают ходить на это место. Замаскировал на подходах к мясу все четыре капкана, что лежали у меня в котомке. Кабанятиной придется пожертвовать. В крайнем случае, воспользуюсь мясом секача, погибшего во время урагана.

На Разбитой, по берегу залива, на днях опять бродил тигр. Событие уже привычное, но интересно, что след пролегал по местам, сплошь заросшим густейшим колючим кустарником. Видимо, могучая кошка пыталась расчесать мех.

102

Вечером, после ужина, ремонтировал снаряжение и одежду. Все уже изрядно обтрепано,

но надо как-то дотянуть до пятнадцатого февраля - конца сезона. От того, что скоро домой - и радостно и грустно. Поживешь некоторое время в городе и незаметно начнешь отдаляться от природы. Притерпишься к заасфальтированным, дышащим чадом улицам, каменным домам-клеткам, к мысли, что живешь нормально, как все. Но однажды глянешь на одинокую старую ель, сохранившую даже в городском парке дикий, угрюмый вид и сердце острой болью пронзит тоска по нехоженой тайге, по звериным тропам и чуткой тишине зимнего леса, пробудит воспоминания о красотах древнего Сихотэ-Алиня. Пройдет несколько дней, тоска утихнет, и городская суета опять затянет с головой. Так продолжается до тех пор, пока безотчётно возникшая тяга к странствию не овладеет всеми помыслами, и вот тогда, не в силах подавить его, идешь на все, чтобы вырваться на волю, в родную тайгу.

Все мои родственники (жена Татьяна исключение - она одна понимает меня) и почти все друзья в один голос твердят: "Как можно одному? Столько опасностей! Случись беда - помочь даже некому". Раньше, не имея достаточного представления о таежной жизни, я наверняка говорил бы то же самое, но теперь с уверенностью могу возразить: в тайге опасностей не больше, чем в городе. Сами звери на обострение отношений, как правило, не идут. Те же происшествия, что случились со мной, справедливей будет отнести на счет моей неопытности.

тайге все естественно. Жизнь проще, здоровей и, как ни парадоксально, спокойней и безопасней.

БЕССОНАЯ НОЧЬ

На высоких парусах разлетелись и скрылись за горизонтом снежные тучи. Пока я поднимался на Крутой, в небе уже воцарило слепящее солнце. Над гребнями таежного моря, подпоясанного белой лентой реки, изредка скрипуче гнусавил ворон.

103

Крутой, наконец, расщедрился и подарил весьма крупного соболя приятного шоколадного цвета. Поднял добычу, чтобы освободить от капкана,

у него и на второй лапе капкан, только без цепочки. Тут я смекнул, что это тот самый самец, что в декабре ушел! Здоров чертяка! Мне, еще, когда ставил капкан, показалось странным: отпечатки лап крупного самца, а прыжки короткие. Судя по его бравому виду, не заметно, чтобы он недоедал. А я-то расстраивался, боялся, что погибнет.

Возвращался в лагерь, благодушно напевая сочиненные на ходу куплеты: Не ищите меня у людей,

Среди них я случайный гость.

живу там где воздух чист, А на тропах зверей помёт.

Не ищите меня в городах

Хоть любитель я кабаков,

Ведь мой дом в горах

У говорливых вод.

Там друзья мои - добрые звери

хранитель зверей - дикий лес.

мы вместе уходим на север, Где еще не бывал человек.

Год от года теснят нас все дальше

осталось пройти лишь Таймыр

Но на плечи не давит тяжесть