Щенки. Проза 1930-50-х годов (сборник)
Шрифт:
– Так тут нога будет в дырку пролазить.
– Ох, – сказала Рита, – но мы же из них сделаем носки. Вам нужны носки?
– Носки нам нужны, – сказал Васенька.
Рита вспомнила, что Евдокия Спиридоновна среди своих фикусов постоянно занималась вязанием.
– Так вот, – веско заявила она, – носки будут. Все у нас будет абсолютно честно.
Вася, человек проницательный по самой своей профессии, понял, что действительно все будет абсолютно честно, и сказал, прикидывая в уме:
– Нам много
– Будет много, – сказала Рита.
Творческая энергия тянула ее немедленно нанести визит Евдокии Спиридоновне, тем более что Гогуа обычно днем разъезжал по делам и не было особого риска нарваться на него.
«Ну, а если даже нарвусь, – подумала Рита, – скажу, что пришла прощаться». Тут она вспомнила о его волосах и сразу же по какой-то омономической ассоциации увидела голую гладкую грудь Музыканта и ощутила с удивительной ясностью, как она самыми кончиками пальцев упирается в эту грудь.
В это время она уже взбегала по лестнице к номеру.
Музыкант сидел на кровати, опустивши голову на руки. Услышав шаги, он обернулся.
– Все-таки это была бы нелепая комбинация, – сказал он. – Конечно, через это надо пройти. Но в таком возрасте страшно привязываются. А что потом делать? Сколько тебе лет?
– Двадцать шесть, – сказала Рита, – но это такие глупости.
– Ты думаешь? – спросил Музыкант и мрачно покивал головой. – Двадцать шесть и шестнадцать! Нет, это совсем не глупости. Ну, раз-два для начала… А потом? Ведь если это продолжится, то может быть просто трагедия.
– Что-что? – спросила ошеломленная Рита. – Ты про что? Я ничего не понимаю.
– Ладно. – Музыкант махнул рукой и оглядел ее. Лицо у нее было усталое и голодное.
– Ты ела сегодня? – спросил он.
– Да это неважно, – сказала Рита. – Вот ты опять, конечно, ничего не ел. Можно я тебя покормлю?
«Ох, не нравится мне это, – думал Музыкант, – конечно, трагедия. Такая баба снаружи, а тут, кажется, еще и внутри. И если все это сваливается на мальчишку?.. Правда, в таком возрасте они ни хрена не разбираются, что внутри. И все-таки бедняга просто не мог бы оторваться от нее. И в таких случаях надо кончать, пока не поздно. Да, кончать!»
– Ты что это держишь, – спросил он, – что за пакет?
И тут Рита с увлечением изложила ему всю свою деловую программу. Он слушал невнимательно, думая о своем и мотая головой, как если бы у него болели зубы. Когда она кончила, он сказал:
– Ты вот что, преподнеси эти свои носки коридорным, чтоб не морочили нам голову. И скорей возвращайся.
– Милый мой, – сказала Рита, кладя голову ему на плечо, – конечно.
Она выпорхнула из номера и помчалась к Евдокии Спиридонове.
VIII
– Ага, – сказала Евдокия Спиридоновна, – наголенки! А что с имя без носков делать?
– Распускать
– Двойные, носки-то? – с профессиональной заинтересованностью спросила Евдокия Спиридоновна.
– Хватит одинарных, – лаконично ответила Рита.
– Тут тебя твой Давид спрашивал, – сказала Евдокия Спиридоновна, поджимая губы. – Интересуется, где ты.
– Вот что, – сказала Рита. – Мы с вами занимаемся делом. А Давиду обо мне не говорите. Я буду днем приходить.
Лицо Евдокии Спиридоновны выразило удовлетворение. Рита обратилась к ней, точно рассчитав надежность операции. Евдокия Спиридоновна давно невзлюбила Гогуа. И дело было не в тех беспокойствах, которые естественно причиняет хозяйке любой жилец. Дело было тоньше и серьезнее. Считая, что элегантная вежливость есть признак шика, Гогуа стал при первом же знакомстве величать ее по имени-отчеству. Но выговаривал он и то и другое совершенно своеобразно. Произнося имя, он делал ударение на втором слоге, придавая при этом протяженность звучания последнему. А отчество он несколько сокращал, и получалось так: Евдохия Спэрдоновна. Евдокия Спиридоновна принимала это за иронию и обижалась.
Однажды она не выдержала, вспыхнула и сказала ему прямо:
– Вы, батюшка, бросьте мне грубить, я человек старый.
Гогуа, не понимая, чего от него хотят, сказал:
– Хорошо, дорогая, я буду вас называть мадам Спэрдонова.
И теперь, в результате разговора с Ритой вполне разобравшись в перемене, происшедшей в их отношениях, Евдокия Спиридоновна торжествовала.
– Только имейте в виду, Евдокия Спиридоновна, работа срочная, – заключила Рита. – Вы уж не теряйте времени. Вот и ночью во время тревоги не спится и очень приятно повязать.
И Рита устремилась домой к дяде Альберту.
– Что произошло? – спросил Альберт Ефимович, подозрительно оглядывая ее. Тетя Соня тоже оглядела ее через пенсне и сказала:
– С тобой что-то произошло!
– Есть очень хочется, – сказала Рита.
– Гм, – ответил Альберт Ефимович, – а что еще слышно?
Изложивши суть дела, Рита добавила:
– Во-первых, гетр у нас теперь навалом. А во-вторых – чтоб я о вашем Гогуа больше не слышала. Я на этом деле имела те радости. С меня хватит.
– Не понимаю, какие радости и почему те, – спросил Альберт Ефимович, притворяясь ребенком.
– А вот вы бы сами попробовали, – сказала Рита, раздражаясь.
– Интересно, как бы он мог это попробовать, – сказала тетя Соня, вздыхая своим большим бюстом.
– Не знаю, не знаю, – сказала Рита, смазывая вопрос.
От злости она почувствовала себя совсем голодной и, невежливо хлопнув дверью, вышла на кухню.
– Я спрашиваю, – крикнула она, – есть какая-нибудь еда? Где тушенка?