Щипач

Старобинец Анна Альфредовна

— Вы? — переспросил Яшка и отчего-то подмигнул Супермыши. — Вы желаете знать?

— А что тебя так удивляет? И почему это ты мне подмигиваешь? — Супермышь взвилась в воздух, камнем рухнула вниз, снова взвилась и повисла на ветке, покачиваясь.

— Я не подмигиваю. У меня нервный тик, — потупился Яшка.

— О да, у тебя есть причина для тика! — злорадно ответила Супермышь. — Ты всё время врёшь! А мы ловим тебя на вранье! Когда тебя ловят, ты привык отбрасывать хвост и сбегать, но сейчас ты попался. Ты не пытался поймать преступника, Яшка Юркий. Ты пытался поймать чудесную птицу — и клюнул на пингвинью приманку, не так ли? Ты хотел поймать птицу Феникс, ну, признай! Ты искал птицу Феникс, давно и упорно. Год назад тебе досталось

её молоко, и ты знаешь, что оно стоит целое состояние! Ты хотел опять получить её молоко. Только — вот беда! Ты не знаешь, как выглядит птица Феникс. И поэтому ты экспериментировал, ощипывал разных птиц. И сжигал их перья. Не так ли? Ну, говори! — Супермышь сорвалась на визг. — Ведь ты знаешь, что будет, если поджечь птицу Феникс? Феникс жжёт, ха-ха! О, ты знаешь, я вижу по глазам, что ты знаешь! Ты хотел её молока и поэтому сжигал только перья! Ну, говори!

Яшка Юркий затравленно посмотрел на Супермышь и совершил конвульсивное движение туловищем, пытаясь отбросить хвост. Но хвоста и так не было. Яшка дёрнулся ещё пару раз, зажмурился и сказал:

— Я отказываюсь отвечать на эти вопросы без моего Сыча Адвоката.

— А о чём они, собственно, говорят? — прошептал Барсукот. — Барсук Старший, ты всё понимаешь? Какой ещё Феникс? И что он жжёт?

— Он жжёт всё, — чужим, глухим голосом отозвался Барсук. Глаза его невидяще уставились в рассветное небо.

— Так, похоже, я тут единственный, кто не в курсе, — расстроился Барсукот.

Глава 27, в которой случилось чудо

Барсук Старший шёл молча и старался не смотреть на Барсукота. Чтобы не встречаться с ним взглядом, Барсук вглядывался себе под лапы с таким видом, словно рассчитывал обнаружить по пути в полицейский участок нечто из ряда вон выходящее. Барсукот тоже шёл молча. Он больше не задавал вопросов, но Барсук Старший знал, что немой вопрос стоит в его обиженных и удивлённых глазах. Что за Феникс? Кто такой Феникс? Что ты скрываешь?

В рассветной полумгле дорога в участок казалась пепельной, как сожжённое вороново перо. Ничего из ряда вон выходящего на ней не было.

— Феникс — взрывоопасная и легковоспламеняющаяся птица, — проговорил наконец Барсук Старший. — Умирая, он возгорается. Пламя, которое возникает на месте гибели Феникса, способно уничтожить всё вокруг. А потом Феникс возрождается из пепла.

— Но … разве это не зверушкины сказки? — удивился Барсукот. — Откуда ты это взял?

— Из личного опыта, — коротко ответил Барсук.

Они свернули с главной дороги в траву и ещё с минуту трусили по утренней росе молча. А потом Барсук Старший продолжил:

— Я был тогда молод. Самоуверен и молод. Я считался самым юным Барсуком Полиции, но уже получил почётную грамоту за храбрость от Царя зверей. Я только что женился на самой прекрасной барсучихе на свете, и она готовилась подарить мне детёныша. Я не берёг то, что имел. Я совершил зверскую глупость. Я поставил на карту всё — нору, жену, детёныша, семейное счастье, карьеру — и взялся помочь абсолютно чужой мне птице, попавшей в беду. Я знал, что птица опасна, но это меня не остановило. Я внушил себе, что мой долг — бороться со всякой несправедливостью в этом лесу. А с птицей поступали несправедливо. Птицу преследовали. Птицу ловили, как беглого вора. А птица не была вором. Просто она была Фениксом, обладавшим чудесными свойствами и стоившим целое состояние.

— И что же? Этот Феникс обратился в полицию и попросил спасти его от преследователей?

— Нет. Он обратился лично ко мне. Сначала я принял его за обычного венценосного журавля, потому что он выглядел абсолютно как венценосный журавль.

— Венценосный журавль — это такой с золотистым венчиком, в чёрной шапочке и с оловянными глазками? — уточнил Барсукот.

— Да, именно он, — кивнул Старший. — Редко встретишь зверя, сочетающего в себе такую неземную красоту с такой непроходимой тупостью. Этот сияющий

золотой венчик на голове. Этот раскинутый чёрно-белый веер крыльев. Эта шапочка. Эти щёчки. Эти пустые, бессмысленные пуговки глаз. Это сошествие с небес и исполнение ритуального танца. Когда он явился ко мне и принялся танцевать, я сначала подумал, что он из труппы странствующего театра и клянчит на пропитание. Я кинул ему половинку червя, он замер, проводил червяка тупым, недоумевающим взглядом и снова раскинул крылья. Я кинул вторую половинку червя, но всё повторилось. Тогда я сказал ему: «Послушай, дружище, попробуй сосредоточиться на половинках червя, пока они не уползли в разные стороны». А он мне ответил, что совершенно не голоден и пришёл за другим. Он сказал, что ему нужно убежище. Что я самый честный полицейский в этих местах и кроме меня он не доверяет ни единому зверю. Что если я не спрячу его у себя, он погибнет. Что он не просто журавль. Что он — птица Феникс.

— Но почему ты ему поверил? — спросил Барсукот.

— А я сначала и не поверил, — ответил Барсук. — Все знают, что венценосные журавли склонны к глупому вранью, истерике и позёрству. Но этот … Он предоставил мне доказательство.

— Какое доказательство?

— Чудо.

— Журавль явил тебе чудо?

— Да. Феникс явил мне чудо. Он вырвал золотое перо из своего венчика и сломал его. И сломанное перо тут же вспыхнуло синим пламенем. Не просто вспыхнуло — столб огня взметнулся до кроны старого дуба. Когда перо догорело, на месте его осталась горсточка пепла. Я пялился в этот пепел, пытаясь поверить в увиденное. И тут … И тут произошло ещё кое-что. Перо появилось вновь, но только не золотое, а чёрное. Из пепла. Прямо на моих глазах, из пепла, ты веришь мне, Барсукот?

— Ну … Старший … тебе я верю, — с сомнением сказал Барсукот. — Но если бы такое рассказал кто-то другой …

— Я сам себе не вполне верил, — тихо сказал Барсук. — За все эти годы, прошедшие с пожара, я почти убедил себя, что этого не было. Что я не видел возродившегося из пепла пера. Что венценосный журавль был просто журавлём, а не Фениксом. Что пожар в ту ночь, когда я пустил к себе журавля, произошёл по чьей-то неосторожности, по чистой случайности. Мышь Психолог говорила, что я придумал себе птицу Феникс на нервной почве. Чтобы объяснить случившуюся трагедию. Чтобы её возвеличить. Чтобы найти виноватого. Но я всё равно винил во всём только себя … Нора загорелась ночью, в моё отсутствие. Я был на задании. Когда я пришёл … Огонь был такой, словно горящее крыло птицы заслонило всё небо. Алые искры и комья раскалённой земли взметались в чёрном дыму. Горящие сосновые корни трещали, как пулемёты … Я думал, они сгорели. Моя жена и мой нерождённый детёныш. Я думал, что Феникса нашли в моём доме, нашли и убили, или он покончил с собой. Чтобы не даться преследователям, он возгорелся …

— Я понял, почему преступник сжигает перья, — прошептал Барсукот. — Он хочет определить, принадлежат ли они птице Феникс! Если да — из пепла должны возникнуть новые перья! Ведь так, Старший?

Барсук Старший ничего не ответил.

— Но кто же преследовал Феникса? — Барсукот уже не мог успокоиться.

— Не знаю. Я спрятал его в подвале и собирался подробно расспросить утром. Но утро не наступило. Вернее, наступило, но уже в какой-то совсем другой жизни … Без норы. Без семьи.

— Но если он возродился … — задумчиво сказал Барсукот. — Ты что же, даже не пытался его найти?

— Нет, не пытался. Мышь Психолог сказала, что Фениксов не существует. А мне было в тот момент всё равно. Я думал, что моя жена сгорела в пожаре. А кто там в нём возродился, мне было плевать. Я жил на улице. Перестал ходить на работу. Я ел всё подряд, без разбору. Я просто заедал своё горе. Грибами и ягодами, цветами и листьями, червями и мошками. Я начал быстро толстеть и полностью себя запустил.

— Но … как же ты вернулся сюда, в полицию? — спросил Барсукот.

Они как раз заходили в полицейский участок.