Щипач
Шрифт:
Откуда-то сверху, из другого, навсегда потерянного ими прекрасного мира, в котором звери обменивались сплетнями в баре «Сучок» под рюмочку-другую мухито, в котором тугие, маслянистые шляпки грибов маскировались под палой листвой, в котором пряная, сонная трава дышала дождём, — из этого мира до них донёсся отдалённый раскат ночного летнего грома. Небесный Медведь опять за что-то ругал своего Небесного Медвежонка.
— После нуля часов слушайте песни сов, — еле слышно прохрипел Барсук Старший.
— Ты чего? — вытаращился на него Барсукот. — Перед смертью нормальные звери
— Это не я, — нормальным голосом ответил Барсук. — Это радиопередатчик! Прошлой ночью я отобрал его у Яшки Юркого, но так и не сдал в хранилище конфиската. А сейчас гроза — вот он и включился. — Барсук Старший вдруг засмеялся.
— Тебе весело?
— Знаешь, напарник. Что-то я раздумал сейчас умирать. — Барсук встряхнул передатчик и поскрёб его лапой. — Раз-раз … Раз-раз-раз … Мы сейчас по радио передадим сигнал бедствия. Раз-раз! Старший Барсук Полиции в прямом эфире! Барсук Старший в эфире, как слышно меня, приём?
Передатчик коротко хрюкнул и погрузился в молчание.
— Младший и Старший Барсуки Полиции Дальнего Леса терпят бедствие! — Барсук Старший отчаянно потряс передатчик. — Нуждаемся в подкреплении! Как слышно?! Приём! Приём!
Тишина. Затем — громкий хруст. Но не в радиопередатчике — а в подточенной крысами дубовой двери. Пять секунд — и дверь обрушилась в мутную воду грудой разнокалиберных щепок. Стая бешеных крыс с плотоядным визгом ворвалась в камеру.
Одни крысы плыли. Другие крысы бежали по спинам товарищей. Одни захлёбывались мутной вонючей жижей, другие втаптывали их когтистыми лапами в дно. Их было много. Они заполнили собой всё пространство.
— Это конец, сынок. — Барсук Старший отбросил неисправный радиопередатчик и обнял Барсукота.
Передатчик упал в месиво копошившихся в мутной воде голохвостых тел. Бешеные крысы мгновенно разодрали его на части.
— Спасибо, что назвал меня напоследок Барсуком Полиции в прямом эфире, — шепнул Барсукот.
— Мы не вышли в эфир, сынок.
— Понимаю. Но всё равно спасибо.
Глава 35, в которой кричат от ужаса
Скворчонок сидел в подвале норы Барсука Старшего перед грудой кедровых орешков. Он не съел ни одного. Во-первых, не было аппетита. Во-вторых, он боялся, что звук лопающихся кедровых скорлупок услышат те, кто был сейчас в норе наверху. Две барсучихи, Мелесандра и Барбара. Жена и дочь Барсука.
Скворчонок чувствовал себя ужасно неловко. Как будто преступник, тайком проникший в чужую нору. Барсук не предупредил его, что кто-то сюда придёт. Поэтому, когда он услышал шаги наверху, он так испугался, что решил затаиться и не подавать признаков жизни. Потом оказалось, что это две барсучихи. Они рассматривали портрет на стене и громко обсуждали беспорядок в норе Барсука. Наверное, именно в этот момент он должен был выпорхнуть к ним из подвала. Но он застеснялся, замешкался и — в общем, момент упустил. Теперь выходить было совсем стыдно и страшно. Подумают ещё, что он их специально подслушивал. А если они на него разозлятся? А если прогонят? Куда ему лететь по этому тёмному, истыканному
— Как думаешь, Барбара, если я разложу его одежду аккуратными стопочками, ему будет приятно?.. — донёсся до Скворчонка озабоченный голосок сверху.
«Конечно, ему будет приятно», — с улыбкой подумал Скворчонок.
— Да, мама. Он будет просто в восторге. Давай я тебе помогу?..
— Нет, лучше уж я сама. Ты такая же бардачная, как твой отец. Ты не умеешь делать аккуратные стопочки …
— Подумаешь, стопочки … У меня другие достоинства …
Голоса самок звучали так по-домашнему уютно и убаюкивающе, что Скворчонок, сам того не заметив, стал клевать носом. Ему даже уже начал сниться дедушка Скворушка, давно уже покойный.
— Вот смотри, рубашечку нужно складывать так, чтобы воротничок не помялся, — вещал дедушка, разложив чёрную рубаху на облаке. — А рукавчики … — Дедушка вдруг запнулся, широко раскрыл клюв и истошно, пронзительно закричал.
Скворчонок вздрогнул и проснулся. Дедушка Скворушка вместе со своим облаком исчез, но крик продолжался. Испуганно, дико, беспомощно кричали наверху барсучихи. Скворчонок слышал, как над головой топочут чьи-то грубые лапы. И, судя по звукам, в норе опрокидывали всю мебель.
— Пожалуйста, дамы, — мягко и вкрадчиво прозвучал голос ещё одной самки. — Держите себя в руках.
— Хотите, я перегрызу им глотки, чтобы они замолчали? — раздался холодный, хищный голос самца.
— Потом, — ответила самка, и в голосе послышались властные нотки.
— Госпожа ведь уже сказала, что эти две дуры нам могут ещё понадобиться! — капризно вступил кто-то третий. — Мы их ликвидируем позже.
— Простите, товарищ Голубчик, — отозвался хищный. — Госпожа, как всегда, чрезвычайно великодушна.
— А ты, как всегда, бессердечен, — мягко ответила госпожа.
— Настоящая крыса живёт так, как будто у неё вырвали сердце.
Глава 36, в которой у идиотов нет выбора
Крысы карабкались по спинам друг друга, по высоким ножкам стола. Крысы срывались вниз и снова карабкались. Другие, те, что копошились на самом дне, подпиливали зубами ножки стола снизу. Барсук Старший и Барсукот сидели на столешнице обнявшись и молча ждали конца. Что бы ни было там, за самой последней чертой, — добродушные объятия Небесного Медведя Отца или просто чёрная и холодная, как мёрзлая земля, пустота, — настоящие барсуки уходят из этого мира с достоинством.
Одна из ножек предательски хрустнула. Стол покосился. Крысы с визгом сожрали обломки и вгрызлись в оставшиеся три ножки с новой энергией. Что-то с силой ударилось в потолок, и он пошёл трещинами.
— А они ещё и сверху к нам лезут, — равнодушно сказал Барсукот. Всё как будто происходило не с ним. Как будто в зверодраме по корневизору. Он хотел одного: чтобы зверодрама побыстрее закончилась.
— Интересно, кто до нас доберётся быстрей: те, которые сверху, или которые снизу, — почти с любопытством отозвался Барсук.