Щипач
Шрифт:
— Крысун. — Барбара кивнула и сжала губы. — Он вылизал пол и пошёл на нас с мамой, потрясая когтями. Он был … Он стал ещё страшнее, чем до молока. У него как будто появился дополнительный ряд зубов … И он как-то увеличился в размере … Вот так вот раздулся! А глаза … они не моргали, только зрачки пульсировали. И ещё он шипел.
— Шипел? — Барсукот непроизвольно выпустил когти.
— Шипел, как змея … Скворчонок крикнул нам с мамой: «Бегите! Я им займусь!»
— Так прямо и крикнул? — спросил Барсук Старший. —
— За кем он мог повторить такое? Конечно, сам. Ну а потом он бросился на Крысуна и стал клевать его в спину. А мы с мамой побежали. Когда мы были уже вон у той сосны, послышался взрыв, и мы увидели, что нора загорелась. И мама сказала … мама сказала … — лицо Барбары вдруг скривилось в плаче, и она стала похожа на маленького обиженного детёныша, — что это значит — его больше нет. Что наш Скворчонок погиб и сгорел. И что Крысун сгорел. И что когда-то это всё уже было … Но мама ещё сказала, что Скворчонок, то есть, вернее, Феникс, возродится из пепла. А вот Крысун уже нет.
— Я не был бы так уверен, когда дело касается Крысуна, — мрачно сказал Барсукот.
— Где мама? — спросил Барсук Старший Барбару. — Я понимаю, что она страшно устала, но всё же, когда она подойдёт?
— Она не придёт, — ответила Барбара.
— То есть как это — не придёт?
— Она уехала обратно в Подлесок. Она сказала, что любит тебя, но никогда сюда не вернётся, потому что всё повторяется. Она просила, чтобы ты её не искал. Она сказала передать тебе: «Нет».
— Но … может быть … ведь ты умеешь её уговаривать, правда, Барбара? — пробормотал Барсук Старший. — Ведь мы же знаем, что у Мелли есть разные «нет», и некоторые из них вполне могут превратиться в «возможно» или даже в «конечно» …
— Нет. Это было такое «нет», которое «нет», — печально ответила Барбара. — Мама твёрдо решила. Но я … Зато я тоже твёрдо решила, что останусь в Дальнем Лесу! Я хочу работать в полиции.
— Это опасная работа, Барбара, ты же видишь, — понуро сказал Барсук.
— Конечно, вижу! Мне нравится, что это опасно. Как и тебе, папа. Не притворяйся. Ты любишь эту работу.
— Я выхожу на пенсию, Барбара. Это было моё последнее дело. Я больше не Старший Барсук Полиции. Ты взрослый зверь и вольна выбирать себе любое призвание. Но решай это не со мной.
— А с кем мне это решать? — растерялась Барбара.
— Вот с ней, — Барсук кивнул на Супермышь. — Она теперь старший по званию.
— Барсучиха Барбара, вы приняты на стажировку в полицию, — сухо сказала Супермышь.
— Ура! — Барбара возбуждённо запрыгала на одной лапе. Барсукот отвернулся. Он не мог выносить это зрелище. Наблюдать эту радость. Чужую, но такую понятную ему радость. Недоступную ему радость.
— …И вам присваивается звание Второго Младшего Барсука Полиции Дальнего Леса.
—
— Первым будет Барсукот. За хамство и наглость … то есть, вернее, за отвагу и ловкость я восстанавливаю его в должности полицейского.
— Удачи, ребята, — прошептал Барсук Старший и медленно побрёл прочь.
— Отставить! — взвизгнула Супермышь. — Ни с места, Старший Барсук Полиции! По вашему заявлению о выходе на пенсию вам отказано.
— Кем отказано? — удивился Барсук.
— Мной отказано, — ответила Супермышь.
— Почему?
— Потому что вы … — она с явным трудом заставила себя это произнести, — лучший сыщик в окрестных лесах. Вы нужны мне в полиции. Только приведите себя в нормальную зверскую форму. На этом я с вами прощаюсь. Благодарю всю команду за бестолковую и тупую … то есть, вернее … — она сделала над собой очередное усилие, — за отлично проделанную работу. Мне нужно срочно лететь с докладом наверх.
— Кому же вы собираетесь там докладывать? — уточнил Барсук Старший.
— Царю зверей, кому же ещё. Теперь он старший по званию.
Супермышь протёрла краешком рукокрыла эхолокаторы в носу и во рту — они были покрыты слоем грязи и осевшего пепла, — постучала коготком по ушным рациям, с хрустом расправила крылья, скорчила гримасу, означавшую, вероятно, дружескую улыбку, и метнулась вперёд и вверх, прямо в алые языки пламени.
— Спалит крылья к сычам собачьим, — сказал Барсукот. — А мне потом тащить её на себе на этот её верх.
— Не спалит, — отозвался Барсук. — Увернётся.
Супермышь сменила траекторию в последний момент и, петляя в дыму, беззвучно унеслась прочь.
— Мне казалось, если я когда-нибудь вернусь в полицию, я буду ужасно счастлив, — сказал Барсукот. — И вот я снова Младший Барсук Полиции. А мне почему-то грустно. Почему так выходит, Старший?
— Потому что теперь всё будет иначе. Без Грифа Стервятника — кто знает, сколько времени ему понадобится на выздоровление? И без … — Барсук Старший на секунду умолк, отвернулся от Младших Барсуков Полиции и уставился на пламя, — и без Скворца. Никогда у нас больше не будет чудесной маленькой птички, способной повторить любой звук.
— Ты что, плачешь, папа? — удивлённо спросила Барбара.
— Конечно нет. Это просто дым.
— Интересно, какой он теперь, Скворчонок? — Барсукот запрокинул голову в небо.
— Он теперь не скворчонок. — Барсук Старший тоже посмотрел вверх.
— Он ведь с нами даже не попрощался …
Из-за чёрного облака дыма, из-за острых еловых пиков,
из-за робких, розоватых предрассветных мазков на горизонте, похожих на обронённые перья фламинго, вдруг послышалась весёлая трель полицейской сирены, которой так хорошо подражал Скворчонок.