Щипач
Шрифт:
— А позвольте спросить, — перебил Барсук Старший. — Почему именно вчера вы поняли, что над нами нависла опасность?
— Конечно же потому, что вчера наверху наконец-то вычислили птицу Феникс! А вы слишком много знаете! Вам полагалось тихо исчезнуть! И если бы не я и мои суперспособности …
— Кто Феникс? — хрипло спросил Барсук Старший. — Кто птица Феникс?
— Но ведь ты и сам знаешь! — сказал Барсукот.
Супермышь распахнула чёрные крылья и молча разинула пасть. Она прокричала имя птицы на ультразвуке, но Барсук Старший всё равно её понял.
Он ведь знал это сам.
Глава 38,
Крыло огня, заслонившее собой предрассветное небо. Алые искры и летящие в морду комья раскалённой земли. Пулемётный треск горящих сосновых корней и шишек. Столб чёрного дыма на месте крытой соломой террасы. Солома так хорошо горит, солома загорается сразу … А вот и вход, похожий на обугленную, почерневшую, застывшую в беспомощном крике пасть убитого зверя. Вот вход в нору. Вернее, в то, что ещё вчера называлось его норой.
Всё это было. Всё это уже однажды с ним было. Крыло огня и пепелище на месте дома, в котором он приютил просившую о помощи птицу. Жена и дочь … Барсук Старший устало закрыл глаза. На этот раз там хотя бы не было его близких.
— Скворчонок … — печально произнёс Барсук Старший. — А как я надеялся, что он всё же не Феникс.
— Но Феникс … — пробормотал Барсукот. — Ведь ты говорил, что это Венценосный Журавль?
— В тот раз это был Венценосный Журавль, — кивнул Барсук Старший. — Но он возродился кем-то другим. Никто не знает, кем возрождается Феникс.
— Но дедушка … Ведь у Скворчонка был дедушка, как его … Скворушка?! Как может у Феникса, родившегося из пепла, быть дед-скворец?
— Приёмный, — ответил Барсук. — Его дед был приёмным. Скворчонок — круглая сирота. И всё равно я надеялся, что это не он. Ведь не было прямых доказательств. Одни только косвенные. Одни лишь теории.
— Какие теории? — вытаращил глаза Барсукот. — Я не знал ни про какие теории!
— Ну ты же отстранён от работы в полиции. Ты не обязан был думать на эту тему. А я обязан. И вот я подумал … что Гриф говорил о перепутанных перьях. В тот день он сдал три пера — своё, Скворца и вороны Сары. Но Сарино перо было белым, его сложно спутать. А перья Скворца и Грифа похожи по цвету. И если Гриф по ошибке надписал перо Скворца своим именем, тогда вполне понятно, почему его ощипали. Так нагло ощипали прямо в участке, сразу после твоей поимки. Они протестировали перо с надписью «Гриф» — и оно возродилось из пепла.
Тогда они пришли за чудесной птицей. А птица оказалась вполне обычной … Но это — теория. Дальше — больше. Скворчонок пришёл просить об укрытии. Конечно, он знал, что за ним придут, когда путаница раскроется. Но это опять же было только догадкой. Скворчонок вполне мог быть просто сильно напуган. Не потому, что он Феникс, а потому, что он — слабая птичка.
— И ты его пустил?!
— Я бы пустил его в любом случае. Напуганную слабую птичку или Феникса, которому дышат в затылок. В конце концов, нора — это просто нора. Её можно вырыть снова …
— Несчастные самки, — сказала Супермышь, заворожённо глядя на пламя. — Похвально, Старший Барсук Полиции, что вы сохраняете хладнокровие и философский настрой.
— Какие самки? — Барсук Старший уставился на неё.
— А … вы не знали? — Супермышь отвела глаза.
— Не знал о чём?! — Барсук Старший заревел так, что Барсукот
— Ну, ваши жена и дочь … Я видела их, когда летела спасать вас. Они как раз заходили в вашу нору.
— И вы им ничего не сказали? — прошептал Барсукот.
— А что я должна была им сказать? — завизжала в ответ
Супермышь. — Ведь я же не знала, что Барсук спрятал в норе птицу Феникс … Эй, отставить! Барсук Старший Полиции Дальнего Леса! Не лезть в огонь! — она перешла на высокие частоты.
— Барсук, вернись! — отчаянно закричал Барсукот.
Но Старший не обращал внимания ни на визг Супермыши, ни на характерную боль в затылке от ультразвука, ни на вопли Барсукота. Он бежал к охваченной огнём и дымом норе. Это было. Всё это уже однажды с ним было. Но в тот раз он так и не шагнул в пламя. А на этот раз без малейших сожалений шагнёт. Он дал слово, что после раскрытия этого дела будет вместе с семьёй. И он выполнит обещание. Что бы ни было там, за последней чертой, за завесой чёрного дыма, — добродушные объятия Небесного Медведя Отца, или злобная Огненная Гиена, или просто холодная, как мёрзлая земля, пустота, — что бы ни было, он будет там вместе с семьёй.
— Папа! Стой! — послышался вдруг встревоженный голос самки. Голос, очень похожий на голос Барбары. И вовсе не из горящей норы.
Барсук Старший остановился и обернулся. Его дочь, закутанная в моховой плед, энергично махала ему передними лапами, расплёскивая чай из одноразового берестяного стаканчика. Над её головой озабоченно вился Грач Врач.
— …И тогда Скворчонок вылетел из подвала с кружкой птичьего молока! — Барбара возбуждённо раскинула лапы в стороны, изображая полёт Скворца, и выплеснула из берестяного стакана остатки чая.
— Зря вы вылили весь успокоительный чай, — покачал головой Грач Врач. — У вас нервный стресс. Вам надо взять себя в лапы.
— Я полностью в своих лапах! — отмахнулась Барбара. — Я не хочу чай! Я видела Феникса!
— И что же? — не менее возбуждённо спросил Барсукот. — Он вылетел с молоком и … И тут же взорвался?
— Нет-нет! Он потребовал, чтобы они отпустили нас с мамой, и выплеснул молоко на пол. Тогда эти трое — Крысун, Голубчик и Ласка — оставили нас и кинулись его слизывать. Мне кажется, они сошли с ума ещё прежде, чем приняли молоко. По крайней мере, Ласка закричала, что на троих там не хватит, и откусила Голубчику голову в тот момент, когда он вытянул к молоку шею. — Барбара брезгливо поморщилась. — Голубчик ещё немножко побегал по комнате без головы, а Крысун с Лаской лакали молоко и урчали. Потом они набросились друг на друга, и Крысун … — Барбара на секунду зажмурилась, — Крысун вырвал Ласке сердце.
Супермышь вздрогнула и что-то беззвучно воскликнула на высоких частотах.
— Какое шокирующее зрелище для столь юной самки! — сокрушённо всплеснул крыльями Грач. — Не представляю, сколько сеансов с Мышью Психологом придётся пройти, чтобы избавиться от этих кровавых образов!
— А я не хочу избавляться от этих образов! — с вызовом ответила Барбара. — Я рада, что эти гады друг друга сожрали! Для меня это будет светлым воспоминанием. Уверена, что и для мамы тоже!
— Крысун? — напряжённо спросил Барсукот. — Его-то ведь никто не сожрал?