Щит справедливости

Рэдклифф

Катрин подошла к машине со стороны пассажирской двери. Она старалась не думать о том, как приятно ей было провести в обществе этой женщины несколько часов, и упорно напоминала себе о том, что она приехала по делу. И всё равно доктор Роулингс не могла полностью игнорировать тот факт, что присутствие Ребекки будоражило её.

– Привет!

– Привет! – Ребекка подняла глаза, и на лице её вспыхнула ослепительная улыбка.

Доктор приросла к месту: Господи, да она просто обворожительна!

– Вы сегодня рано, – Ребекка наклонилась и распахнула пассажирскую

дверь.

– Не обольщайтесь, это бывает нечасто, – рассмеялась Катрин, опускаясь на кожаное сиденье и всеми силами стараясь не обращать внимания на бешеный стук сердца.

Она не могла припомнить, чтобы её так сильно впечатляла одна только улыбка. Она подождала, пока Ребекка встроится в плотный поток машин, и лишь потом заговорила:

– Ну что, вы хоть сколько-нибудь продвинулись в этом деле?

– Не особо, – нахмурилась Ребекка. – Всё указывает на то, что наша первоначальная версия верна. Ему помешала ваша пациентка, возможно, даже физически. А это означает, что она его видела. Не исключено даже, что она могла бы дать нам его описание, – детектив посмотрела на Катрин с надеждой, но та лишь покачала головой:

– Еще слишком рано. Она жутко подавлена и помнит события вчерашнего вечера лишь очень размыто. Пройдет несколько дней, а то и неделя, пока в голове у неё сложится более ясная картинка.

– Могу я поговорить с ней?

– Она ведь уже разговаривала с офицером полиции, который доставил её в больницу.

– Знаю, – теперь Ребекка отвечала кратко и больше не улыбалась. – Но это был предварительный разговор. И она была не в себе. Я должна спросить у неё детали. У меня уже есть конкретные вопросы.

Катрин подумала о нестабильном состоянии психики Джанет и попыталась задушить растущее желание помочь Ребекке Фрай любой ценой. Приоритетом для неё должна оставаться Джанет.

– Завтра я снова встречаюсь с ней. Если она будет готова говорить с вами, я дам вам знать. И не будете возражать, если я буду присутствовать при вашем разговоре?

– Ну, конечно, нет, – быстро ответила Ребекка, сворачивая с главной автомагистрали на извилистую узкую улочку, ведущую в один из пригородов. – Я буду даже рада.

– Что ж, похоже, нам нечего обсуждать за ужином, – с сожалением заметила Катрин. Она только сейчас осознала, что очень ждала этого совместного вечера. Честно признаться, она уже и не помнла, когда в последний раз она так ждала вечера наедине с женщиной. Катрин, всё это просто дела. Для неё – ничего больше. И для тебя тоже должно быть именно так.

– Ну и ладно, – промолвила Ребекка Фрай, отводя глаза от дороги и выжидающе глядя на Катрин. – Я все равно хочу пригласить вас на ужин. И, может, перейдем на «ты»? – Она не хотела задумываться о том, что это могло означать. Она знала одно: у неё не было ни малейшего желания прощаться с Катрин Роулингс так скоро.

– Звучит здорово, – мягко ответила Катрин, мгновенно позабыв, о чем думала две секунды назад. – Я так надеялась, что ты это предложишь.

Глава седьмая

Ребекка зарулила на крошечную парковку – всего на три машиноместа – во дворе старинного трехэтажного особняка. Зданию было лет сто, не меньше:

широкий портик с колоннами, французские двери, разноцветные стекла со свинцовыми переплетами. Здесь было так уютно, словно в доме радушных хозяев. Так оно и было. Ресторан де Карло славился первоклассной кухней – здесь работал шеф-повар мирового уровня, изысканными интерьерами и невероятной дороговизной. Это был по-настоящему эксклюзивный ресторан. Когда до Катрин дошло, куда они приехали, она бросила на Ребекку взгляд, полный искреннего удивления.

– Неужели у тебя заказан здесь столик? – спросила Катрин, пока они шли по дорожке, выложенной мраморными плитами. Она просто представить себе не могла, что их пустят в зал без предварительного заказа.

– Да нет, – Ребекку это совершенно не волновало.

Ребекка представилась администратору, который широко ей улыбался, и не прошло и минуты, как к ним вышел владелец ресторана Энтони де Карло.

– О, Ребекка, – протянул он с явным удовольствием, и взял её руку. – Ты так давно не заглядывала к нам.

– Как поживаешь, Энтони? – тихо спросила Ребекка.

– Прекрасно. У нас у всех всё прекрасно.

– Это хорошо.

– Идем, у меня есть чудесное местечко как раз для тебя, – он подвел их к укромному столику, откуда открывался вид на ухоженный газон и роскошный сад, и оставил их размышлять над меню и винной картой, пообещав немедленно прислать сомелье. Страницы меню были из белого пергамента, дизайн был настоящим произведением искусства.

– Ты часто здесь бываешь? – Катрин была страшно заинтригована оказанным им теплым приемом: их проводили за столик сразу же, хотя перед ними в холле ресторана ожидали места несколько пар.

– Не то чтобы часто, – Ребекка передернула плечами, было видно, что ей неуютно, – но, когда заезжаю, Энтони всегда настаивает на том, что сам лично будет меня обслуживать.

Она не в своей тарелке, – Катрин молчала, чувствуя, что есть что-то еще.

– Несколько лет назад у него пропала дочь, – глухим голосом стала рассказывать Ребекка. Ей вспомнилась грязная съемная квартира с перепуганными девочками-подростками, и, когда она подняла глаза на Катрин, во взгляде её читалось страдание. Она видела стольких девочек в вонючих норах, что с годами глаза её от боли стали черными. – Ей было пятнадцать, и она работала на сутенёра, наобещавшего ей восторгов, которых так жаждут девочки этого возраста. Всё, что она получила, – иглу в вену и побои, когда зарабатывала меньше, чем он хотел.

Ребекка замолчала. Она не знала, как рассказывать обо всём остальном. О том, что чувствовала, когда обнаружила младшую дочь Энтони подсевшей на героин и работавшей на сутенёра за двадцать долларов с клиента. Ребекку тогда охватила такая ярость, что она забыла, что она офицер полиции. Ей так хотелось немедленно прекратить всё это, что она перестала соображать, что делает – набросилась на сутенёра и стала избивать его голыми руками. Если бы не вмешался Джеф, она могла бы нанести ему серьезные травмы. Ребекка была благодарна напарнику за тот случай, но та злость так и жила в ней и с каждым днем усиливалась от впечатлений о новых преступлениях, перечеркивающих жизни, убивающих мечты.