Щит Времени (сборник)
Шрифт:
Вольстрап скривился. Ни сам процесс, ни его результаты приятными не были. Ему потребовалось значительное время, чтобы вернуться в свое обычное состояние.
– И я, – продолжал Вольстрап, – сравнил восстановленные данные с исследованиями коллег, обменялся с ними информацией и идеями. Вот и все. Когда вы прибыли, я как раз работал над подробным отчетом.
– Мы выслушаем его из ваших уст, – сказал Эверард. – Даже у нас жизнь не бесконечна. Сведения, переданные вами в центр, свидетельствуют о том, что вы нащупали верный ключ к загадке, но остаются кое-какие неясности. Расскажите.
Рука Вольстрапа слегка вздрогнула, когда он поднес кубок к губам.
– Это очевидно любому, – ответил Вольстрап. – Преемником папы Гонория Третьего сразу
Эверард кивнул:
– Да, это весьма странно. Но по-моему, у вас есть соображения о том, что послужило причиной этих событий.
Ванда поерзала на стуле.
– Простите меня, – произнесла она. – Я пока еще путаюсь в именах и датах. Когда у меня есть время подумать, я успеваю расположить события в хронологическом порядке, но мне непросто понять их суть. Не могли бы вы просветить меня?
Эверард взял Ванду за руку – быть может, это рукопожатие ободрило его самого больше, чем Ванду, – и пригубил вина, наполнившего его приятной теплотой.
– Это по вашей части, – сказал он Вольстрапу.
Вольстрап заговорил, и сдержанный невысокий человек вдруг обрел уверенность и энергичность. История Средних веков была его истинной любовью.
– Позвольте начать с настоящего момента. Внешне события протекают так, как им и следует. Генрих Шестой, император Священной Римской империи, заполучил Сицилию путем женитьбы в тысяча сто девяносто четвертом году, а армия, так сказать, подтвердила его права на остров. В том же году появился на свет Фридрих Второй, его сын и наследник. Иннокентий Третий стал папой в тысяча сто девяносто восьмом году. Он был во многих отношениях одним из сильнейших людей, когда-либо сидевших на престоле в соборе Святого Петра, и являл собою одну из наиболее зловещих фигур среди пап, хотя и не всегда по своей вине. Об Иннокентии Третьем со временем напишут, что он особенно отличился, разрушив целых три цивилизации, три культуры. В годы его правления, в Четвертом крестовом походе, был захвачен Константинополь, и хотя Восточная империя в конечном счете получила верховную власть в лице православного грека, это была лишь ширма. Иннокентий Третий призвал к Крестовому походу против альбигойцев, который положил конец блистательной культуре, возникшей в Провансе. Его долгое соперничество с Фридрихом Вторым, противостояние церкви и государства фатально подорвали устои разностороннего и толерантного общества норманнской Сицилии, где мы с вами сегодня и находимся.
Иннокентий Третий умер в тысяча двести шестнадцатом году. Его сменил Гонорий Третий, тоже энергичный и решительный по натуре человек. Он вел войну с альбигойцами и всюду играл заметную роль в политике, но, похоже, достиг согласия с Фридрихом. Однако после смерти Гонория в тысяча двести двадцать седьмом году равновесие пошатнулось.
Григорию Девятому предстояло занять место покойного папы и пробыть у власти до тысяча двести сорок первого года. Следующим избранником должен был стать Целестин Четвертый, но он скончался в тот же год, не дожив до посвящения. Затем шла очередь Иннокентия Четвертого, который и продолжил борьбу против Фридриха.
Но у нас нет Григория. Целестин следует непосредственно за Гонорием. Это слабодушный и нерешительный лидер в стане противников империи, и в конце концов Фридрих восторжествует победу. Очередной папа станет его марионеткой.
Вольстрап отпил глоток вина. За окном выл ветер.
– Понятно, – прошептала Ванда. – Да, теперь я понимаю связь всех этих событий, о которых узнала. Итак, папа Григорий – выпавшее звено?
– Очевидно, – отозвался Эверард. – Он не завершил войну с Фридрихом в нашей истории, но враждовал с ним целых четырнадцать лет, а это существенно меняет дело. Упрямый сукин сын. Это ведь он создал инквизицию.
– По крайней мере упорядочил ее, – добавил Вольстрап профессорским тоном.
Привычка взяла верх, и он тоже заговорил в прошедшем времени.
– Тринадцатое столетие было веком, в котором средневековое общество утратило первоначальную свободу,
– Ведущая к Ренессансу, – резко вставил Эверард. – Сомнительно, чтобы мы предпочли мир, который ожидает нас сейчас. Но вы… Вам удалось проследить, что произошло, что случится с папой Григорием?
– Лишь некоторые наметки и размышления, – неуверенно ответил Вольстрап.
– Ну давайте же!
Вольстрап посмотрел на Ванду.
«Она притягивает к себе людей сильнее, чем я», – отметил Эверард.
Вольстрап ответил, обращаясь скорее к ней, чем к Эверарду:
– Хроники дают скудные сведения о его происхождении. Они преподносят Григория уже в почтенном возрасте, когда он принял тиару и прожил до глубокой старости, оставаясь деятельным до последних дней жизни. Источники не сообщают даты его рождения. Позже церковные летописцы давали оценки, разнящиеся лет на двадцать пять. До настоящего времени Патруль, как ни странно, не счел нужным установить факты, связанные с этой личностью. Вероятно, никому и в голову не приходила подобная мысль, включая, конечно, и меня.
Нам лишь известно, что он был крещен под именем Уголино де Конти ди Сеньи и принадлежал к знати города Ананьи. Не исключено его кровное родство с Иннокентием Третьим.
«Конти! – пронеслось в голове у Эверарда. – Ананьи!»
– В чем дело, Мэнс? – спросила Ванда.
– Так, одно предположение, – пробормотал он. – Пожалуйста, продолжайте.
Вольстрап пожал плечами.
– Хорошо, – произнес он. – Мой замысел заключался в следующем: надо было раскопать его корни, и с этой целью я приступил к исследованиям. Никто не смог установить дату его рождения. Следовательно, в этом мире его, скорее всего, и не было вообще. Но я обнаружил дату, погребенную в памяти. Мне помог один из агентов, который сам знал эту историю только понаслышке. Агент должен был работать в период правления Григория. Он решил провести отпуск в более раннем периоде и… Короче, с помощью мнемотехники он определил год рождения Григория и кто его родители. Как впоследствии и писали некоторые историки, он появился на свет в тысяча сто сорок седьмом году в Ананьи. Следовательно, папа дожил до девяноста лет. Его отец – Бартоломео, а мать – Илария из рода Гаэтано. – Вольстрап немного помолчал. – Вот все, что я могу предложить вашему вниманию. Боюсь, что вы потратили слишком много сил, чтобы собрать столь незначительный урожай.
Эверард уставился в пространство, объятое тенями. Дождь струился по стенам дома. – Промозглый холод забирался под одежду.
– Нет, – выдохнул он, – вы, пожалуй, напали именно на тот след, что нам необходим. – Эверард вздрогнул. – Надо побольше узнать о том, что из всего этого получилось. Нам потребуется один-два оперативника, способных внедриться в обстановку. Я ожидал такого поворота событий и рассчитывал на вас, хотя до последней минуты точно не знал, куда именно и в какое время нам придется послать разведчиков. Они должны выполнить задание и ни в коем случае не попасть в неприятности. Думаю, что вы двое – идеальный выбор. Я в вас уверен.
«Боюсь, Ванда, что вы двое…» – успел подумать он.
– Простите? – с трудом выговорил Вольстрап.
Ванда вскочила со стула.
– Мэнс, ты правда так решил?! – ликующе воскликнула она.
Эверард тяжело поднялся с места.
– Считаю, что вдвоем вы больше сможете разузнать о событиях, чем в одиночку, особенно если поиски будут вестись с двух сторон, мужчиной и женщиной.
– А ты?
– Если повезет, вы обнаружите необходимые нам доказательства, но их будет недостаточно. Отрицательные результаты исключены. Григорий либо никогда не рождался, либо умер молодым, либо что-нибудь в этом роде. Это предстоит выяснить вам. Я намерен действовать в будущем по отношению к вашему времени, в эпоху, когда Фридрих подчинил церковь своей власти.