Щит земли русской
Шрифт:
Гонец
А и едет ко граду Киеву…
Говорил ему ласковый Владимир-князь:
«Гой еси, удача добрый молодец!
Откуль приехал, откуль тебя бог принес?»
Из теплой полуголодной дремы под телегой Вольгу вывел резкий толчок в спину.
– Что такое? – вскричал он и сел, силясь раскрыть глаза, а рядом Василько в ухо ему уже шепчет:
– Гляди, кто к нам во двор идет.
Шли воевода Радко и посадник Самсон, усталые, а черевьи пыльные, знать,
– Вели, Михайло, отроку скамью вынести. Здесь, в тени, я и присяду. Есть к тебе важный разговор.
Вольга поймал взгляд отца Михайлы, метнулся живо за скамьей и успел деду Вояку шепнуть:
– Воевода да посадник с отцом Михайлой говорить пришли, во дворе теперь оба.
Воевода Радко принял скамью, сели рядом, широкими спинами привалились к срубовой стене избы. Вольга отошел к телеге и опустился на теплую землю рядом с Васильком. Подивился при этом: «Допрежь такого не было, чтоб посадник Самсон в наш двор по делу кузни заходил. Коли в чем нужда, так через бирича звал в терем. Отчего так хмур воевода Радко? И отчего глаза его недвижно уставлены на рукоять меча?» Меч воевода поставил между колен.
– Как заказ мой по исправлению побитого оружия дружинников? – спросил негромко воевода Радко.
– Еще три дня, и мы с ратаем Антипом исправим оружие, – ответил отец Михайло.
– То славно, – кивнул головой воевода и умолк, словно забыл, о чем только что спрашивал, – иные мысли тяготили воеводу, кузнец видел это, но ждал терпеливо. Посадник рядом сидел так же молча, склонив вперед тяжелую голову с высокими залысинами, а сам копался в бороде толстыми пальцами, на которых блестели золотые перстни с дорогими алыми каменьями.
– Старейшина Воик во здравии ли? – вновь спросил воевода Радко. Едва успел спросить, как сам Воик появился во дворе и к ним подошел, опустился на скамью с края.
– На бога гнев не держу, пока еще сила есть в ногах, – ответил старейшина и пытливо присмотрелся к знатным гостям: с чем пришли?
Малое время еще посидели молча, потом отец Михайло широкой ладонью хлопнул о твердое колено и спросил:
– Случилось что важное? По иному делу ведь пришли ко мне? Так не томите душу, скажите. Готов я вас выслушать, – сказал так и твердые губы поджал, затаился.
Воевода Радко поднял рыжеволосую голову и, глядя в лицо хозяину двора, заговорил торопливо, будто боялся, что кто-то прервет и не даст высказать надуманного:
– Долго ждал я от князя Владимира гонца с известием. Голодное время так тихо идет, а к нам нет ни гонца, ни дружины русской для выручки. Что в Киеве деется, о том мы не ведаем. И от того падает на сердце черная туга, сна и сил лишает. Прознать бы как, долго ли нам осаду еще держать? – Воевода Радко посмотрел на Михайлу, а тот перестал землю ногами ковырять, подтянул их под скамью. – Вот и порешили мы с посадником Самсоном, что надо слать нам своего гонца, помощи просить у князя Владимира. Наш выбор пал на Янка.
От слов этих
– Сквозь печенежский стан? – испугался отец Михайло. – То же верная гибель! – и он ладонями провел по лицу, словно сон тяжкий сгоняя с себя. Воевода Радко на его сомнения с горечью развел руками в стороны, плечи у него сгорбились.
– И мне жаль Янка отсылать, да боле некого. Он вырос здесь, всякий куст и овражек окрест ему ведомы. Пришлый хуже собьется в пути, пока по лесам бродить будет.
Отец Михайло вскинул поникшую было голову.
– Ну, коли так, то пусть идет Янко. А я за честь почитать буду ваше доверие сыну. Но чует мое сердце, ох как чует недобрый исход задуманного.
Старейшина Воик не утерпел, посохом ткнул в сухую землю.
– Все ли обдумали, мужи? Не сгинет ли внук мой попусту?
Воевода ответил торопливо, ответил то, что загодя уже обдумал до мелочей:
– Старались мы предусмотреть все, старейшина Воик. Без риска, по тайному лазу покинет Янко Белгород. А в пути пусть хранит его бог, – воевода Радко встал со скамьи, а следом тяжело поднялся и посадник. Он покопался недолго за тугим поясом, потом широкую ладонь протянул к отцу Михайло.
– Что это? – спросил кузнец, а Вольга и без того увидел, что это серебро. И не малое по цене!
– Возьми, Михайло, это резаны. От меня за верную службу сына. Вернется Янко, избу ему поставишь из доброго дерева. И за невесту вено надо будет платить скоро, прослышал я про это.
Отец Михайло резко отстранил руку посадника.
– Не надо мне денег, посадник Самсон. Да не подумают люди, что сына на смерть послал ради серебра. Вернется Янко во здравии, тогда и наградишь его, как совесть подскажет. Не вернется если – так и жилье новое не потребуется, и вено платить не надо будет.
Старейшина Воик кашлянул в кулак, с укором глянул на посадника, тихо, будто для себя только, проговорил:
– Славно ответил, Михайло, славно.
Посадник Самсон понял свою оплошность и повинился, пряча резаны в черную шелковую кису и засовывая ее за пояс:
– Прости, Михайло, от души хотел дать, не ради корысти какой. Вернется Янко, обещаю исхлопотать у князя достойную ему награду.
– В награде ли суть? Была бы польза от риска, – ответил отец Михайло и резко обернулся.
За спиной у Вольги скрипнула калитка. Обернулся, а это Янко торопливо вошел во двор, к старшим мужам подошел.
– Звал меня, воевода Радко? Бирич велел мне со стены сойти и спешить сюда. Зачем надобен?
Воевода шагнул навстречу Янку.
– Звал. Порешили мы так: надо тебе идти в Киев. Гонцом ко князю Владимиру, не мешкая.
Русые брови у Янка дугой изогнулись. Глянул на отца Михайлу – тот кивнул, подтверждая слова воеводы.
– Да, Янко, в Киев, – повторил воевода Радко. – Не страшишься ли?
Янко сдвинул к высокому переносью брови – две глубокие складки легли поперек – ответил:
– Кто чужого меча страшится, тот в жизни себе не удел дружинника должен выбирать, не так ли? Свежа еще в памяти смерть Славича со товарищами. Нет, воевода Радко, пойду без робости. Что велишь князю сказать?