Считай, что ты мертв

Чейз Джеймс Хедли

Пока Фрост стоял у «ламборгини», истекая потом от влажного зноя, подъехал в «роллс-ройсе» Гранди.

Фрост вышел встречать его.

— Она в реанимации, — сказал он, — плохо выглядит.

Гранди вылез из машины и застыл без движения, глядя на Фроста.

— Оказалось чертово множество затруднений, — продолжал Фрост. — Она связалась с современным уродом, который накачал ее ЛСД, а она убила его.

Гранди стоял в шаге от Фроста.

— Убила? — прохрипел он.

— Да… заколола насмерть ножом. Этого хиппи уже похоронили. Если удача с нами, никто об этом не узнает, но это будет вам кое-чего стоить, Гранди. Мои сообщники закопали его.

Гранди опять довольно долго пристально

смотрел на Фроста, затем рванулся через вращающиеся двери приемной реанимации и скрылся за ними.

Фрост глубоко вздохнул. Потными руками он зажег сигарету. Звук автомобиля, переходящий в визг тормозов, заставил его оглянуться. Из машины вышел Силк и подошел к нему.

— Что нам это дает? — потребовал он ответа, становясь перед Фростом.

— Я же говорил тебе не лезть в это дело! — зло огрызнулся Фрост. — Так что не лезь!

— Поработай головой! — сказал Силк. — Гранди попал как раз в такую ситуацию, которая нам выгодна. Она убила этого урода, и мы можем это доказать. Ты организуешь сделку. Запроси с него двадцать миллионов! Скажи ему, чтобы платил, иначе на его чертову доченьку повесят обвинение в убийстве!

Фрост посмотрел на профессионального киллера, с лицом, похожим на топор, и почувствовал вдруг внезапное отвращение. До него дошло, что ради его постоянного желания разбогатеть он освободил эту сумасшедшую девицу, а она пропала и совершила убийство. Его желание быстро заполучить богатство неожиданным образом обернулось роковым злом, и он почувствовал отвращение к самому себе.

Повернувшись, Фрост молча двинулся к приемной реанимации.

— Эй! Куда ты идешь? — закричал Силк.

Не обращая на него внимания, Фрост подошел к регистратуре. Пожилая женщина вопросительно поглядела на него.

— Передайте кое-что мистеру Гранди, — сказал Фрост.

Магическое имя немедленно привело женщину в полную боевую готовность.

— Да, сэр?

— Скажите ему, если я ему нужен, я буду на вилле. Мое имя — Фрост.

Она записала это на вырванной из блокнота страничке.

— Я прослежу, чтобы он получил вашу записку, мистер Фрост.

Тут Фроста осенило.

— А как мистер Амандо? — спросил он.

Полное лицо пожилой женщины стало печальным.

— Он умер час назад. У него случился второй сердечный приступ.

— Счастливец, — сказал Фрост и, оставив ее глазеть ему вслед, вышел во влажную жару.

Силк схватил его за руку:

— Вернись и поговори с Гранди!

Фрост ощетинился, а потом врезал правым кулаком Силка в челюсть. Теперь он знал, что в оставшейся ему жизни у него будет мало удовольствий, если они вообще будут, но, во всяком случае, он испытал истинное удовольствие, когда его удары врубались в ненавистную физиономию Силка.

Силк поднялся с земли, но тотчас отлетел назад и рухнул на гудрон шоссе.

Фрост сел в «ламборгини» и погнал к вилле «Орхидея».

Гранди сидел на раскладном стуле в маленькой комнатке больницы, где стояли и другие стулья и стол, заваленный журналами с глянцевыми обложками. Единственным звуком в комнате был звук работающего кондиционера. Он сидел здесь уже два часа, и за это время вспомнил всю свою жизнь, день за днем, год за годом.

Он родился в трущобах Неаполя. Его отца убили в поножовщине. Сильно привязанный к матери, в шесть лет он уже продавал туристам поддельные паркеровские ручки, помогая ей. Позже торговал порнографическими открытками. Мать забирала все его заработки и откладывала их, поэтому они питались скудно — спагетти и фруктами, которые ему удавалось украсть на рынке. Когда мать насмерть сбил пьяный водитель, который вовремя не остановился, Гранди рыдал три месяца. Теперь

он был полностью предоставлен самому себе. Пустив в ход те деньги, которые скопила для него мать, он купил маленький катер и принялся за контрабанду между Танжером и Неаполем, перевозя сначала сигареты, а потом и наркотики. Он всегда очень осмотрительно тратил деньги, а те, что оставались, — копились на счету в банке. В двадцать лет, благодаря тому, что он хорошо разбирался в лодках, он подружился с богатым промышленником, которому приглянулась идея, чтобы Гранди взял на себя управление его моторной яхтой. Он рассказал Гранди, что находится в глубоком горе, потому что его дочь связалась с лесбиянкой. Гранди предложил свою помощь в обмен на значительную сумму. Промышленник не задавал никаких вопросов — просто согласился. Гранди проник в шикарную квартиру и придушил лесбиянку. Таким образом, неожиданно разбогатев, Гранди перебрался в Рим. В тридцать пять лет он так удачно вложил свои деньги, что нищета ему больше не грозила. Он обрабатывал нужных людей, на которых производила впечатление его проницательность. Он вкладывал, сохранял, вкладывал снова, расширяя дело. Все, к чему он прикасался, превращалось в золото. К сорока годам он уже был мультимиллионером. И тогда он женился на Марии Вендотти, дочери итальянского посла во Франции. Этот брак еще увеличил его капитал, но Гранди был чересчур занят превращением денег в еще большие деньги, и потому, вытерпев шестнадцать лет такой жизни, жена наложила на себя руки, а Гранди остался с Джиной.

И, сидя теперь здесь, в маленькой комнатке для посетителей, Гранди со всей глубиной осознал, что Джина — это последнее звено в цепи связующих семейных уз, а семейные узы он ценил превыше всего на свете.

Из-за этого ублюдка Фроста Джина ускользала от него. Пальцы Гранди сжались в кулаки.

Открылась дверь, и вошел высокий худощавый человек.

— Мистер Гранди? Я — доктор Вэнс. Насчет вашей дочери…

Гранди сидел, словно окаменев, слушая этот тихий, неторопливый голос.

Наконец доктор Вэнс произнес:

— Я весьма сожалею, но хочу, чтобы вы знали, как фактически обстоит дело.

Гранди посмотрел на свои сжатые кулаки.

— Вы говорите, что надежды нет?

— Она будет жить, но… нет… для нее нет надежды снова стать нормальным человеком. У нее поврежден обширный участок клеток головного мозга. Мы можем поддерживать в ней жизнь, подключив к аппаратам. Но это все, что мы можем сделать. Она проживеть еще лет десять, может быть, даже больше.

— Она сможет лишь дышать? — спросил Гранди.

— Да.

Гранди сжал кулаки.

— Тогда ей лучше умереть.

— Это сказал не я, мистер Гранди, — спокойно произнес Вэнс. — Моя работа — поддерживать ее дыхательные органы.

— Вы точно уверены, что у нее нет никакой реальной возможности прийти в себя? — спросил Гранди. — Вы абсолютно уверены в этом?

— Никакой надежды. Слишком обширное повреждение мозга.

— Я хочу ее видеть.

— Разумеется. Сейчас она подключена к аппарату. Пойдемте со мной.

И он повел Гранди по длинному коридору в комнату, где две медсестры сидели у контрольной панели, расположенной перед ними.

Посреди комнаты стояла кровать. Под простыней лежала Джина. Провода и трубки шли от ее тела к аппарату, который поддерживал в ней жизнь.

— Вы свободны, девушки, — вежливо сказал Вэнс. — Когда вы мне понадобитесь, я позову.

Не глядя ни на кого, Гранди подошел к кровати и посмотрел на свою дочь. В первый раз с тех пор, как потерял жену, он испытал невыносимую печаль, но продолжал держать себя в руках. Он стоял без движения, глядя на свою единственную дочь, которая являлась связующим звеном его с семьей.