Считай звёзды
Шрифт:
Делаю большие шаги, встав рядом с парнем, позволив ветру тормошить волосы:
— Твой отец давно не приходит?
— У него есть дела важнее, — Остин морщится с непривычки от вкуса никотина. — Например, ебать мне мозг о том, кем я должен быть, каким я должен быть и с какими бабами спать, — пускает нервный смешок, пальцами растирая сжатые веки. Серьезно смотрю на него, хмурясь.
— Ну, знаешь, — он произносит с сарказмом, активно жестикулируя рукой, в которой держит сигарету. — Это же так важно. Даже в отношениях соответствовать статусу, — нервно затягивает. — Задрал, — шепчет, раздраженно уставившись вниз. — Тем более, у него целый набор сосок,
— Ты спокойно можешь выговориться, — старательно улыбаюсь. — Есть то, что тебя злит?
— Меня много, что злит, Райли, — сглатывает, притоптывая ногой. — На самом деле, я… — неуверенно посматривает на меня. — Я очень злой человек.
— Знаю, — странно, но мой ответ его успокаивает. Это означает, что Остин может быть собой со мной.
— Я так устал, — начинает раскрываться, — от этой гонки.
— О чем ты? — опираюсь руками на перегородку, внимательно слушая.
— Быть лучшим, — Остин стряхивает пепел, снова поднося сигарету к губам. — Мы же самая известная семья в этой глуши, блять, — говорит словами своего отца. Часто слышу этот пафос от мужчины, занимающего одну из самых высоких должностей. У него большой бизнес.
— С самого детства слышу эти просьбы. Он постоянно твердит: «Не опозорь нас. Не позорь меня», «почему ты второй?», «ты обязан быть первым», — Остин пристально смотрит вниз, пока с явной остротой ненависти перечисляет:
— Лучшим, сильным, первым, умным, — выдыхает дым, от попадания которого в нос морщусь, но не подаю вида, чтобы не сбивать парня:
— Не удивлена. Зная твоего отца. Я всегда считала, что у него завышенные требования. Взять тот случай, когда ты получил первое «хорошо». Помню, у тебя такой шок был.
Остин крутит сигарету, собирая разбросанные по голове мысли. Минуту молчит.
— Иногда мне хочется на ком-то сорваться, — признается. — Отец умело расставлял мне понятия о неудачниках, говорил, что я не должен быть одним из них, ведь неудачник не сможет возглавить его компанию. Он признавал унижение в качестве морального роста. Представь, каково на него работать, — пускает смешок. — Он всё чаще твердит, что разочарован во мне. Я боюсь стать неудачником. Конечно, это не оправдывает мое поведение, но я хочу делать другим больно, чтобы как-то… — стучит кулаком по животу, корчась. — Вот, что-то там жжется, и я делаю это. Неважно, кого задеваю, я хочу, чтобы этому человеку было хреново, — мнется, глотнув воды, и переводит на меня взгляд, явно собираясь признать кое-что неприятное. — Я не хотел делать тебе неприятно, то есть… — исправляется, видя, как я мрачнею внешне. — Я поступил ужасно. Я… — стучит сигаретой по перегородке, ведь не находит себе места. — Я воспользовался тобой, — опускает глаза, указывая на меня ладонью. — Мне очень, — замолкает, делая акцент на том, что его вина сильнее, чем может показаться. — Очень стыдно и жаль, — не осмелится посмотреть на меня. — И я прошу прощения. Я не хотел, чтобы тебе было плохо, но не смог остановиться.
Сердито смотрю на него, не скрывая настоящих эмоций:
— Твоей маме это бы не понравилось, — строгий, жесткий тон, режущий его ножом. Остин сильнее клонит голову, без остановки стуча пальцами по бедру. Окончательно теряет стабильность.
— Ты так хочешь уподобиться отцу? — хмурюсь, начав давить на друга. — Почему не пытаешься сопротивляться, я… — опускаю руки, выдыхая.
— Ты мой
Сжимаю губы. Никто не собирается его оставлять, Господи. Потираю виски, понимая, что сейчас можем зайти в тупик, поэтому набираюсь сил оттолкнуть свою обиду. Порой, это необходимо. И нужно уметь отключить эмоции:
— Ничего страшного в твоей злости нет, — начинаю работать руками, жестикулировать. Мне так проще сосредоточиться и говорить. Смотрю в ответ, складывая мысли:
— Но ты должен работать над собой, ты ведь лучше своего отца. Я понимаю, что взрослые больше понимают, больше знают, но они не могут говорить, кто ты есть на самом деле. Прости, но твой отец — полнейший мудак.
Остин смеется, прикрывая ладонью глаза. Улыбаюсь, выдавая нервные смешки:
— Это правда, — чувствую себя раскованней. — Не будь им, иначе я лично сверну тебе шею. И я прощу тебя, если… — откашливаюсь, произнося скованно из-за того, как внимание парня полностью переходит на меня. — Если ты будешь контролировать себя, серьезно, Остин. Более я не желаю ничего слышать про упырей, ничего. Абсолютно. Никаких стычек, никаких унижений. Полное игнорирование, — радуюсь появлению строгости в голосе. — Я не шучу. Мне это дерьмо надоело.
— Как тебе будет угодно, — он, на удивление, тараторит, упуская заминки. — Я постараюсь, — догадываюсь, что у него не будет получаться, но мы с ребятами попробуем следить за ним. Надо меньше внимания уделять раздражителям.
— Хорошо, — улыбаюсь краем губ, встав к нему ближе, чтобы пихнуть плечом. Остин растягивает губы, но еще внутренне скован, поэтому стоим в молчании, пока он докуривает вторую сигарету.
— Если на то пошло, — не ждала, что он заговорит, — то я должен кое в чем признаться, — тушит сигарету о перегородку. Поворачиваю голову, сильно замерзнув, но это не мешает слушать. Остин смотрит на меня, осторожно начав:
— Думаю, это будет актуально, учитывая то, как ты защищаешь упырей в последнее время.
— Боже, Остин, — с раздражением закатываю глаза, заставив друга смеяться.
— Нет, это правда в тему, поскольку мы ведь договорились быть честными, — улыбается. — В общем, — качаю головой, уставившись перед собой:
— Как же ты бесишь, — шепчу.
— Ты знала, что О’Брайен очень быстро бегает.
Какую-то секунду молчу, моргая, чтобы понять, к чему он, тем более, что я не соглашусь с этим мнением:
— И к чему ты? — щурю веки, вновь уставившись на друга. — Кстати, очень сомневаюсь в твоем мнении.
— Нет, Райли, я уверен. Две вещи, которые этот тип способен делать на отлично: быстро бегать и играть на пианино, — второе он как бы произносит просто так, как бы невзначай, но именно это вызывает на моем лице удивление. Успеваю перебить друга, явно смутившись:
— Эм, пианино? — хмурюсь, озадаченно пыхтя. — Бред.
— Нет, — Остин на мгновение сомневается в своих словах под давлением моего взгляда, но после опять кивает головой, вернув внимание на меня. — Я уверен. В начальных классах постоянно слышал, как он играл. У нас в школе был отдельный этаж для перемен. Там были и кабинеты кружков. Я ходил туда с друзьями в игральную комнату, а О’Брайен постоянно торчал в музыкальном классе, — задумчиво мычит. — И-и я точно уверен, что он играл на пианино. Причем каждую перемену. Уже в то время все знали, что он странный, — хмурится, возвращаясь к тому, о чем хочет сообщить, а вот мне теперь не дает покоя этот чертов факт.