Считай звёзды

Paprika Fox

Плевать. Пусть видит. Мы с ним это уже обсудили.

***

Только тот факт, что последующие несколько дней мне не придется биться головой о стенку о том, что же приготовить, помогает мне воодушевленно взяться за очередной ужин, состоящий, по желанию Лиллиан, из овощей. Думаю, приготовить рагу, чтобы она отстала. К слову, мне хотелось бы готовить в одиночестве, но не в моих полномочиях запретить женщине сидеть за моей спиной, пока занимаюсь кабачком. Отец пока в творческом центре, думаю, его менеджер должен подобрать ему издательство, которое сможет издавать его книги, так что Лиллиан

немного скучно, не с кем поговорить, поэтому она сидит за столом, без умолку треплет языком:

— Так тебя не будет три дня? — женщина вздыхает, что-то расписывая в своем ежедневнике, который носит строго в своей сумочке. Он всегда при ней, под боком.

— Как же мы тут без тебя? — она вроде шутит, вроде улыбается, но вместо светлых эмоций чувствую укол в спину, будто своим вздохом она пытается вызвать у меня вину за свой отъезд. И да, у неё выходит. Меня легко пристыдить, даже если буду знать, что моей вины в чем-либо нет. Уж такой я человек. Кажется, от этого все мои проблемы с податливостью. Не хочется винить мать, но меня она учила в основном, как слушаться. Смогу ли я когда-нибудь исправить этот «недуг» излишнего послушания?

— Вот же… — звучит разочарованно. — Почему мой сын не такой, как все нормальные подростки, занятые делами, волнующиеся о поступлении…

— Не думаю, что эти мысли обходят его стороной, — внезапно подключаюсь к её бывшему монологу, превращая его в диалог со мной. Довольно просто слушать. Женщина опять начинает бросаться словами, толком не подозревая о настоящих переживаниях Дилана. Уверена, они у него имеются и в больших количествах. Он же не совсем пень, чтобы вообще ни о чем не думать? Иногда рождается ощущение, что Лиллиан считает своего сына неподвижной, безжизненной субстанцией.

Раздражает.

— Как-то он этого не показывает, оставаясь допоздна на улице и шлясь с этим дворовым отродьем, — она находит слова в ответ.

Очищаю кабачок от кожуры, пожав плечами:

— Может быть, вы сами не замечаете этого? Он же не обязан что-то вам доказывать, верно?

Наступает молчание. Лиллиан ничего не говорит, я даже перестаю слышать, как она водит ручкой по страницам ежедневника. Но хорошо чувствую, как она смотрит на меня. В спину. Не даю реакции, словно не замечаю. Режу и выкладываю овощи на горячую сковороду. Тишина настолько глубокая, что могу уловить довольно скромный дверной щелчок. Пришедший не хочет быть обнаружен. И это точно не отец, поэтому поворачиваю голову, сделав небольшой шаг от кухонной тумбы, и прогибаюсь в спине, успевая ухватить промелькнувший силуэт парня в прихожей.

Я докажу Лиллиан, что она во многом ошибается. Эта женщина много знает? Нет. Меня так и тянет разрушить её идеальное представление о себе самой.

С чего вдруг во мне столько негатива по отношению к ней?

Не стоило ей говорить так про мамины растения. Не стоило заикаться о ремонте. Не стоило становиться хозяйкой в моем доме.

Раздражает.

— Дилан? — специально громко обращаюсь к парню, чтобы тот от неожиданности притормозил на лестнице. Плюс, хочется обратить внимание Лиллиан на возвращение сына. Оставляю сковородку, схватив тряпку, и спешу в коридор, вытирая ладони. Слышу за спиной пораженное:

«Райли, а как же еда?..» — ничего, сама присмотреть сможет.

— Дил? — да, знаю, как это странно. Мы не общаемся. В прямом смысле, а тут я обращаюсь к нему.

Выхожу, продолжив нервно мять пальцами полотенце. Дилан стоит на середине лестницы, держа в руках рюкзак, и хмуро, с легким… Надеюсь, легким смятением смотрит на меня, явно желая задать вопрос: «Какого черта?»

Но я не дам своим мыслям испортить мне настрой на разговор, который, надеюсь, будет подслушивать Лиллиан. Иначе никак.

— Привет, — так, ладно, это настораживает. Неудивлена, что О’Брайен поднимает брови, немного дернув головой в изумлении. Поднимаюсь к нему, оставаясь на ступеньку ниже, и решаю, не тянуть резину:

— Ты видел результаты?

Лицо парня мрачнеет, а с губ слетает недовольное:

— Решила постебаться? — ворчит, уже разворачиваясь, чтобы продолжить идти, но вытягиваю руку, пихнув его в бок:

— Нет, ты ведь прошел.

Дилан щурит веки, с недоверием уставившись на меня. Затем поднимает глаза в потолок. И опять опускает на мое лицо:

— Прошел? — явно не верит. Значит, он даже не подходил к стенду? Неужели, не верил, что пройдет? Странно, с такой врожденной наглостью у него настолько низкий уровень уверенности в своих способностях.

— Да, ты набрал проходной балл, — не улыбаюсь, но проявляю позитивные эмоции, надеясь отдать их парню, который всё так же хмур:

— Окей, — он пожимает плечами. — Круто, чё.

И собирается вновь отвернуться, так что моргаю, с волнением прибегнув к тому, что точно остановит его. Пальцами сжимаю рукав его кофты, на который Дилан тут же обращает свое сбитое с толку внимание. Поднимаюсь на один уровень с ним, не медля:

— Ты поедешь на мероприятие? — смотрю в глаза. Умело отключаю какие-либо чувства, желая просто обсудить это с ним. Без мыслей о своей обиде на него. О’Брайен сильнее сводит брови, наблюдая за тем, как сдерживаю его за рукав на месте, но нарочно игнорирую:

— Там будет выставка колледжей, сможешь подобрать то, что тебе подходит, — наконец, он переводит на меня взгляд, всё такой же прищуренный, недоверчивый. Плевать. Плевать. Плевать.

— Меня не интересует это, — бросает сухо, повторив попытку «уйти», но дергаю обратно, решаясь выдать настоящую причину этого разговора:

— Слушай, — бросаю взгляд в сторону кухонной двери, и откашливаюсь, продолжив тише:

— Я думаю, это неплохая возможность доказать твоей маме, что ты на хорошем счету в школе. Она будет удивлена, что ты поехал, ведь это будет означать, что ты прошел, следовательно, ты хорошо учишься и…

— Я не собираюсь ей что-то доказывать, — он перебивает.

— Не хочу, чтобы ты пустил всё на самотек, — пихаю его в плечо, что вызывает ответную суровость на лице молодого парня. — Ты ведь мозги и мне, и себе терроризировал, в чем тогда был смысл?

Дилан закатывает глаза, проговаривая жестче:

— Я не буду ей что-то доказывать, — повторяет, вызывая на моем лице настоящую озадаченность:

— Но… — опускаю взгляд, заморгав активнее, и опять смотрю на него. — Зачем ты так парился с учебой?