Считай звёзды
Шрифт:
— Интересно, — отвечает, иногда стреляя вниманием на экран. — Говорят, эта команда специалистов уже нарыли множество улик, ведут активное расследование. Хочется знать, что творится.
Я складываю руки на груди, не веря:
— Неужели, есть возможность поймать убийцу?
— Думаю, да, — Престон оглядывается на Агнесс, хмурясь. — Заплети волосы, а то опять будешь ныть, что я задеваю их.
— Вообще, вчера говорили о том, — Агнесс ставит стакан на столик, принимаясь плести косичку из непослушных волос, — что кто-то донес на убийцу.
— Слабо верится, — Престон вздыхает, начав собирать телефон обратно.
— Я верю, — Розалин остается при своем, а я набираю воздуха в легкие, качнув головой:
— Да, это именно то, что
— Ну, можно ещё чуть-чуть, мам, — Агнесс забавно картавит, мило хлопая ресницами, а я перевожу на неё сощуренный взгляд, фыркая:
— Молоко своё выпей до конца, — и мы обе смеемся, понимая, как забавно это выглядит со стороны.
На часах одиннадцать вечера, за окном стемнело, в гостиной горит приглушенный свет, а завтра рано вставать. Этот день нас всех вымотал, поэтому мы спешим скорее лечь спать. Отхожу назад, к порогу, касаясь пальцами выключателя. Престон выключает телевизор, шагнув к кровати, и снимает с себя футболку. Нажимаю на переключатель света — и помещение тонет в темноте.
— Спокойной ночи, — желаю, на что получаю кивок парня, забирающегося к Агнесс на диван.
— Спокойной, — девушка желает мне в ответ, и прежде чем выйти, я слышу тяжкий вздох Престона:
— Эй, ты опять ела на диване печенье?
— Да, и что? — не менее ворчливый ответ подруги.
— Будем спать на крошках?
— Да, если ты не решишь всё вытряхнуть.
Недолгая пауза, во время которой, я просто уверена, они оба долго пялятся друг на друга, зрительно сражаясь. После чего звучит усталое:
— Я разберусь с тобой завтра, — парень ложится, сдавшись, из-за чего Агнесс победно улыбается, продолжая пить теплое молоко.
Не могу не улыбнуться, прикрываю дверь, всё-таки ухватив тихий голос Нейтана:
— Захер ты пьешь молоко? Я не стану вставать посреди ночи и провожать тебя до туалета только потому, что ты боишься темноты…
А вот я боюсь засмеяться в голос, поэтому быстрым шагом отдаляюсь от двери гостиной, вмиг оказываясь на кухне. Выдыхаю. Боже, эти двое… Никакой выдержки с ними. Обращаю свое внимание на Дилана, полностью переключая на него свои мысли. Почему-то мне казалось, что он уже давно лег.
Парень помешивает простую воду в кружке, рядом с которой лежат таблетки. Принимает их. Наблюдаю за ним, не понимая, почему именно сегодня меня переполняют такое рвение быть открытой перед кем-то. Возможно, это объясняется поздним часом. Обычно именно ночью люди ведут себя немного нелогично, нехарактерно самим себе. Внутри них пробуждается подозрительная активность. И я её не укрощаю, когда подхожу к Дилану, получив вопрос с его стороны:
— Ты уложила детей?
Улыбаюсь, хотя спрашивает он с серьезным видом, но знаю, что он шутит. Зевает, кулак прижимая к губам. Устал. Понимаю. Тяжелый день. Совсем не хочется нагружать его сейчас, но… Мне хочется открыться ему, точнее, раскрыть ещё кое-что о себе. Мне нужно пользоваться таким состоянием и желанием, пока оно есть, так что встаю рядом, заметно нервничая. Дилан выливает остаток воды в раковину, повернувшись ко мне всем телом:
— Гоу спать, — кивает в сторону двери, сделав первый шаг, отчего молвлю, совсем не обдумав:
— Я хочу кое-чем поделиться с тобой, — скованно приоткрываю рот, начав активно мять пальцами ткань футболки. Взволнованно смотрю на О’Брайена, который сует руки в карманы кофты, хмурым вниманием изучая мое лицо, что толкает меня на следующее:
— Если ты хочешь послушать… — запинаюсь, неправильно излагая мысли. — Просто сегодня был тяжелый день, так что… — замолкаю, когда Дилан молча оглядывается на стол, взяв рядом стоящий стул, и двигает его ближе к себе, сев на него неправильно, чтобы положить руки на спинку. Смотрит на меня. Хочет послушать?
Только больше нервничаю, растягивая ткань одежды. О’Брайен подбородком упирается в ткань рукава, ждет. Ладно. Я ведь уже начала? Прочь чертово сомнение. Я стремлюсь быть честной перед ним и стараюсь открыться.
Моргаю, не зная, как правильно начать говорить о таком. Понимаю, что преподнести информацию будет нелегко, особенно такую, это ведь… Странно, будто снег на голову летом. Чем дольше я молчу, тем сильнее парень щурится, хмуря брови, и это толкает меня протараторить то, что почему-то именно сегодня гложет меня сильнее, чем обычно. Будто, знаете, приходит тот самый момент, нужный момент, чтобы высказаться, когда ты будто готов отпустить это. И вот я думаю, что готова, поэтому дергаю заусенцы на пальцах, набрав воздуха в легкие, и на выдохе мямлю:
— С десяти до четырнадцати лет ко мне приставал один человек.
Замолкаю. Вижу, как парень моргает, дернув головой, будто отогнав сонное состояние, и внимательнее смотрит на меня, будто считая, что ослышался, но я не опровергаю уже сказанное:
— Это были простые домогательства, то есть… — начинаю жестикулировать, так как волнуюсь, говоря об этом с кем-то. — Только приставания, но очень интимного характера, — замечаю, с какими резко отрицательными эмоциями О’Брайен уставился на меня, поэтому пытаюсь объясниться. — Извини, что так внезапно говорю об этом, просто я чувствую, что могу сказать сейчас. Боюсь, что потом у меня не будет такой возможности. Я просто… — переплетаю пальцы. — Я хочу быть ближе с тобой, хочу… Быть честной и не скрывать нечто подобное, что порой очень сильно влияет на меня и мое настроение, — тараторю из-за волнения, отчего проглатываю половину букв, а то и целых слов, и, уверена, моя пытка Дилана несвязной речью продолжилась бы, если бы парень не поднял ладонь, чтобы остановить меня. Сжимаю губы, устремив на него виноватый взгляд. Я сваливаю на него столько информации, но не с целью сковать его давлением, я лишь… Я хочу не просто открыться ему. Я хочу, чтобы он понимал, что он сам может говорить со мной. Если честно, меня напрягает тот факт, что чаще всего мы говорим обо мне. Я не желаю такого отношения к нему, поэтому всячески даю ему понять. Он может мне доверять так же, как я доверяю ему столь личную информацию.
Дилан заметно набирает кислорода, прикрыв веки, и выдыхает, пальцами ладони коснувшись век:
— Окей, — открывает глаза, опустив руку, и смотрит на меня. — Кто это был?
— Это не так важно…
— Кто это был?
Переминаюсь с ноги на ногу, продолжив издеваться над пальцами, заусенцы которых дергаю до крови. Отвожу взгляд, раздумывая над ответом, и нахожу верное:
— Ты его знаешь, но… Я не могу тебе сказать, — и прежде чем он успевает сердито перебить, подношу ладони к его лицу, чтобы мягко попросить о молчании. — Просто… Это не важно, понимаешь? Я хотела лишь поделиться с тобой этим, потому что я доверяю тебе, — касаюсь пальцами спинки стула, приседая на корточки, чтобы смотреть на парня снизу вверх, а ему приходится наклониться вперед, чтобы видеть меня в ответ сверху. — Никому не говори, ладно? — улыбаюсь, чтобы снять напряжение, или хотя бы попытаться. Дилан хмур. Смотрит на меня. Молчит. Надеюсь, он правильно понимает мой посыл, поэтому поднимаюсь, взяв его за лицо, и наклоняюсь, оставляя долгий поцелуй на его губах. Отрываюсь, с остатком улыбки на лице изучая парня, который по-прежнему выражает хмурость, но взгляд его теперь направлен куда-то в сторону. Наклоняю голову, вновь ощутив укол волнения:
— Я… Я зря сказала, да?
— Нет, просто… — он тут же дает ответ, немного сбитый, видимо, его мысли в полном сумбуре, оттого он так не собран. — Я, — вздыхает, подняв на меня глаза. — Я не могу так с тобой… Я имею в виду, я не могу рассказать тебе о многом.
Моргаю, слегка шокировано приоткрываю рот, ведь не ожидаю, что он так быстро осознает, ради чего я рассказываю ему о личном. Он действительно видит меня насквозь.
— Это не значит, что я не доверяю тебе, просто…
— Есть причины, почему ты не можешь рассказать, — перебиваю без обиды, пальцами поглаживая его бледные щеки. Дилан кивает, виновато морщась: