Считай звёзды

Paprika Fox

Но вина гложет. Парень слышит, как где-то в доме общаются и смеются люди Роберта. Шарканье ног. В гостиную, еле перебирая ногами, заходит пьяный Донбар. Он целенаправленно двигается к шкафу с алкоголем, значит, опустошил все бутылки, что хранил в своей комнате. Не замечает Остина. Тот искоса наблюдает за мужчиной, кривясь от той колкой ненависти, что пронзает его грудную клетку. Смотрит. А в сознании всплывают обрывочные темные картинки прошлого, ночными кошмарами преследующие его в темное время, полное холодного и близкого сердцу мрака.

— Я видел, это они, — шепчет, окончательно вышибая из русого сон. Робб трясет его за плечо, с паникой сознаваясь в том, что только что стал свидетелем настоящего абсурда,

в который ему с трудом верится. Может, всё это бред? Может… Нет, не может, и Остин знает. Он с опасением позволял Роббу остаться в его доме, боясь, что парень увидит лишнего, так оно и происходит.

И что ему теперь делать? Как поступить? Остин опирается локтями на мягкий матрас, смотрит в глаза кудрявого, в которых сквозь темноту разглядывает уместный шок. Робб открывает рот, пихнув парня в плечо, и шепчет с надрывом в голосе:

— Бежим отсюда на хер, — с опаской оглядывается на плотно закрытую дверь. — Сообщим в полицию, — вскакивает с края кровати, дернув друга за локоть, чтобы тот пришел в себя и начал двигаться. Остина парализует не от услышанного. В шок его повергает сама ситуация. Робб. Ему точно надо уходить отсюда, пока никто в доме не заподозрил о его намерениях. Остину слишком хорошо дали понять, что любой его лишний звук приведет к последствиям, но Робб… Робб даже не способен себе представить, во что ввязывается.

Это его ошибка. Ошибка Остина. Он не должен был позволять себе настолько сближаться с ним и, тем более, разрешать оставаться у него дома.

— Давай, — звучит уже грубее и настойчивее. Робб натягивает на себя футболку, видно, как напряженно трясутся его руки. Нет, весь он страдает от судороги. Остин заторможен. Он надевает футболку, раздумывая о том, как им двоим вырваться из воды сухими, но в голове рождается только один вариант-уйти должен только Робб. Иначе им обоим…

— Остин, харе медлить! — он не нарочно повышает голос, подскочив к другу, чтобы самостоятельно застегнуть его ремень на джинсах. Растущая паника лишает тело контроля. Остин по-прежнему молчит. Он сделает это. Он заставит Робба уйти, а сам останется здесь. Никакого шага в сторону.

Робб плюет на остальные свои вещи. Он осторожно открывает дверь, выглядывая в черный от ночной мглы коридор. Прислушивается. Слишком тихо…

В тот день. Остин струсил.

…Сильная хватка не дает сдвинуться с места, а голос застревает в глотке. Страх вызывает паническую судорогу, не дающую проявить хоть малейшего сопротивления. Остин понимает. Им не сбежать. И как ни странно, его больное сознание находит успокоение в том, что теперь их ждет один исход. Общий. Тот, после которого он найдет душевное успокоение.

Но Робб этого не понимал. И не принимал.

Вокруг крупные мужчины. Их лица смазаны, Остин не вспомнит, кто именно совершал захват беглецов. Четко помнит лишь сгущающийся мрак над головой и помутнение рассудка. Скоро конец. Он ждет его с упоением.

Они что-то говорят. С надрывом. Орут в трубку телефона, орут на парней, которых сдерживают, в особенности давление указывают на Робба, который проявляет чертову настойчивость и силу, когда предпринимает попытки вывернуть руки из хватки. А Остин сдался. Но его морального успокоения и принятия хватает ненадолго. Его щекой прижимают к холодной траве, когда приходит она — мысль. Внезапное осознание того, что происходящее не ограничивается влиянием на него лично. Блондин внезапно дергает руками, отчего на него увеличивают давление, не давая сдвинуться. Остин закидывает голову, смотрит на Робба и впитывает то самое желание не сдаваться. Всё равно их конец определен, поэтому он решает биться.

Почему вдруг рождается желание жить, когда сам ты находишься на краю?

Один из мужчин прекращает говорить по телефону. Он получает поручение, только ему известно, чем всё закончится. И Остин готов. И Робб

готов. И они оба уже не пытаются. Лишь огрызаются и поливают ублюдков матерными высказываниями, но в одно мгновение оба замолкают, оставляя себе возможность лишь панически глотать морозный воздух. Мужчина вынимает оружие. Остин помнит. Этот звук затвора. Помнит, как им одолевало желание сжать веки и уйти в себя, но по какой-то причине, он не был способен. Он впервые почувствовал неописуемый прилив стойкости, когда понял, что может видеть. Всё.

Робб слабо дергает руками. Не может смотреть на приближающегося мужчину с оружием. Запрокидывает голову, давясь мертвой травой, которая попадает в рот. Его плохо видно. Но дрожание рук Остин улавливает. Смотрят. Эмоций не разобрать, их целый спектр, и они разные, но одно ясно точно — страх. И надежда, что это всё — дурной сон.

Мужчина точно встал ближе к Остину, и блондин не смог выдержать боль в глазах, поэтому до белых пятен сжал веки, не в силах видеть тот безумный ужас, который появился на лице Робба.

Чертов кошмар, всё это — шутка, чтобы запугать их.

Холод. Концентрация на биение сердца. Только его и слушаешь, мысленно продолжая не верить.

Не способен. Он открывает веки. Смотрит. Глаза предательски горят, а дыхание обрывается, когда Робб еле сдерживает желание подать голос, и качает головой, белым паром выдохнув тяжесть из легких.

Ведь это не может быть правдой, ведь…

Самое страшное не в том, что выстрел всё-таки прозвучал.

Ужасно то, что он был один.

Парень смотрит на отчима. Слушает то, что сообщает девушка с экрана. И принимает факт — он не боится. Больше. Ему нечего терять. Мать мертва. Робб мертв. А существование — пустое, бессмысленное. Так, что его держит?

Ничего.

Опускает взгляд в пол, когда Донбар начинает заглатывать алкоголь.

Остин Донбар. Физически остался в живых, но морально сдох.

========== Глава 59 ==========

Я доверяю тебе

Знаете, я сомневалась в правильности такого решения, но оно действительно было лучшим: всем вместе пожить под одной крышей, под одной крышей с теми, от шуток которых у меня живот начинает болеть, а щеки ноют от постоянной улыбки. С теми, кого ты поддерживаешь, и в ответ получаешь такую же поддержку. Так непривычно от осознания того факта, что есть люди, умеющее не только принимать, но и отдавать. И сейчас я говорю не только о Дилане или Агнесс. Боже, никогда бы не подумала, что Нейтан может открыться для меня с такой стороны. Конечно, он остается неизменным засранцем, но они с Диланом точно схожи в одном: оба умеют вовремя переключиться. Уже больше недели мы живем в доме О’Брайена. Всё медленно начинает приходить в норму, напряжение, которым были полны комнаты, сходит на нет. Дилан, кажется, принимает присутствие друзей, его оно даже устраивает. Агнесс всё больше улыбается, хотя видно, что её ещё мучает легкая дрожь в руках, а порой ей тяжело долго стоять на ногах. Нервы или ломка — они сказываются на её здоровье, но, главное, как я думаю, то, что общение помогает девушке уйти от одиночества и дурных мыслей. Как, впрочем, и мне. Я не думаю о себе. Я не размышляю о своем эмоциональном состоянии. У меня нет на это времени, я не пытаюсь выбить на это и секунды, ведь полностью поглощена общением. Пицца и прочая вредная еда, фильмы, даже мультфильмы, которые мы с Агнесс заставляли смотреть ребят, игры в карты и долгие попытки Нейтана научиться играть хотя б одну мелодию на гитаре, пока мы сидим на заднем дворе, разжигая небольшой костер. Всё это… Теперь мне нетрудно представить себя в течении такой жизни. Такого образа жизни с ними. Сложно представить, но даже общение с Престоном наладилось. Конечно, мы с ним еще далеки от звания «хороших друзей», но друзьями нас точно можно назвать. Думаю, неловкость и дискомфорт между нами постепенно пройдут.