Считай звёзды

Paprika Fox

— Мама, — знаю, как на неё это действует. Обращение. Оно не часто звучит с моей стороны. Женщина продолжает молчать. Продолжает смотреть в сторону. И тишина затягивается, отчего оставаться здесь всё отвратительнее.

— Ясно, — процеживаю, переступив с ноги на ногу.

— Дилан, послушай, — она касается пальцами мешков под глазами. — У меня нет денег и… — ложь. Она лжет, и она понимает, что я знаю это, но всё равно, черт возьми, продолжает нести эту чушь. Женщина проглатывает желание продолжить говорить, ведь пересекается со мной взглядом, прочувствовав всю злость, смешанную с обидой, что направляю на неё. Весь тот негатив, что собирался во мне

на протяжении стольких лет. Сейчас я выношу на неё, тупо уставившись. В упор.

— Я лучше сдохну здесь, чем уеду с тобой, — киваю, словно подтверждаю свои же слова. — Просто, свали уже, — голос дрожит, а пальцы сжимают ткань края кофты. — И если когда-нибудь твоё материнское начало толкнет тебя к поиску меня, — щурюсь с неприязнью, — не надо, — кусаю губу, притоптывая ногой. — Обереги меня от отвращения, что я испытываю, когда ты рядом, — начинаю отступать назад. — Нет денег? — задаю вопрос в лоб, прострелив ей его к черту, и морально она ощущает этот удар, поэтому сильнее отводит глаза. — Ясно, — повторяю. Этот человек ни черта для меня не сделает. А сейчас ей даже не требуется никаких особых телодвижений. Просто отдать деньги. Просто позаботиться о нашем с ней будущем, ведь это и её касается. Нет. Она гордая стерва. Но ужасает тот факт, что меня посетит чувство успокоения в случае, если она уедет отсюда. Это мерзко и неправильно, я знаю, но… Как ни крути, она — моя мать. И я пытался заботиться о ней на протяжении стольких лет, так что нет ничего необычного в том, что внутри меня остаются эти омерзительные и нелогичные чувства к ней, как ребенка.

Проглатываю отвращение, выдавив с хрипом:

— Прощай, твою мать, — отворачиваюсь, без малейшего сожаления и без какого-то намека на наличия светлых чувств шагаю по коридору, за спиной не улавливая ни единого звука. Она даже не попытается извиниться или исправиться. Каждый сам по себе, причем, уже давно. Я и без неё решу проблему с Робертом.

Пошла ты, мама.

Возвращаюсь в коридор прихожей, пересекаясь с другим человеком, которого не хочу видеть. Митчелл. Мужчину еле держат ноги, лицо алого оттенка, как и белки глаз, кожа становится больно рыхлой, может, аллергическая реакция на спиртное? Он выходит с кухни, держа в руке бутылку виски, и я нехотя торможу, сунув ладони в карманы кофты. Искоса наблюдаю за тем, как мужчина, без единого здравия в глазах, пытается открыть бутылку, при этом шаркает по паркету к лестнице.

— Прекрати пить, — строго приказываю. Знаете, как выглядят совершенно потерянные люди? Так вот Митчелл их яркий представитель. Его моральная деградация в самом расцвете.

— Где Райли? — делаю вид, что не знаю, чтобы получить больше информации от мужчины, но сомневаюсь, что он вообще следит за дочерью, что не помешало бы. Вот. Опять. Райли столько лет потратила на заботу о нем, а он не может прекратить жалеть себя, чтобы немного последить за дочерью.

— Вышла, — удивительно. Он еле связывает буквы в слова, кое-как выдавливая из себя, но всё-таки справляется. — Сказала, ей нужно подышать, — мне противно слышать его голос. — Она… — разворачивается ко мне лицом, долго соображая, что хочет сказать. — Спокойна, понимаешь? — покачивается на ногах, неизвестно, каким образом ещё сохраняет равновесие.

— Хочешь, чтобы она крушила всё вокруг себя? — не могу унять злость в голосе. — Жаль, что твоя дочь тебя разочаровывает.

— Дилан, — Митчелл делает неправильное ударение, произнося мое имя. Он прикрывает веки, кулаком надавив на губы, чтобы не рыгнуть. — Я понимаю, что ты чувствуешь,

но лично я приму всё, что она скажет, поскольку…

— Поскольку она в любом случае останется с тобой, — перебиваю, выдавая ту мысль, что не оставляет меня в покое. — Здесь, — щурюсь, с ядом прорычав. — Я рад за тебя.

— Ты ещё сам не понимаешь, — он указывает на меня бутылкой, второй рукой удерживаясь за перила. — Тебе везет. У тебя есть выбор. У меня его не было. И не будет.

Моргаю, открывая рот. От такого количества невозможного дерьма, что я слышу уже второй день подряд, меня воротит к чертовой матери.

— Ты… Ты вообще, что несешь? — сглатываю, набрав воздуха в легкие. — Бедный, — щурюсь, понимая, что не могу остановить руку — пальцами бью себя по бедру.

— Как тебе, блять, не повезло с Эллис, — стучу зубами. — Вот… Пиздец, Митчелл. Ты — тот, кого надо жалеть, — сарказмом пропитан мой голос, но мужчина вряд ли что-либо распознает сейчас. Он слишком пьян. Уверен, он не запомнит наш разговор, поэтому срываюсь, тратя остаток физически и эмоциональных сил на этого ублюдка.

— Сначала жена, теперь дочь. Все вокруг виновны в том, какой ты несчастный, — развожу руки. — Если она так усложняет твое существование, то… — срывается громкое и грубое. — Могу я забрать её? — подхожу ближе к Митчеллу, который наклоняется назад, не в силах смотреть на меня, ведь его клонит отрубиться. — Я кладу хер на то, что ты там пытаешься до меня донести, — моргаю, еле сохраняя ярость, не давая боли в груди проявиться в виде влажной пелены на глазах. — Райли не нужна тебе. По крайней мере, ты не нуждаешься в ней так сильно, как… — успеваю вовремя остановить поток своих слов. К черту. Митчелл даже не слушает. Он пытается открыть бутылку. Устало потираю веки, отходя от него, и опускаю руки, более не желая видеть этого пьяницу:

— В общем, я подожду здесь, — сообщаю в пустоту, направившись на кухню. Дверь не закрываю, оставляя щелку, чтобы обнаружить Янг, когда она вернется домой. Прохожу по помещению, громко выдвинув стул, и сажусь на него. Без сил. Сутулюсь. Локтями опираюсь на стол, горячее лицо уронив в ладони. Пальцами оттягиваю волосы, громко втянув кислород в легкие.

Сижу. Молчу. Стараюсь справиться с болью в груди.

Я буду здесь.

***

Не. Думать.

Одна. Две. Три…

Не думать.

Четыре. Пять. Шесть. Звёзд перед моими прикрытыми глазами, веки которых приходится распахнуть, поскольку это не помогает.

Мам. Это не помогает.

Взглядом проскальзываю по цветным фотографиям в рамках, что висят на стене в кабинете доктора Харисфорда. На многих встречаются наши с ним общие снимки, и я действительно путаюсь в том, что именно ощущаю, когда изучаю фотографии с моей матерью и отцом. Молчание между мной и доктором затягивается. Он доходчиво разъяснил мне ситуацию, касающуюся моего заболевания. Как оказалось, он сам не был в курсе того, что мне ничего не известно.

— И как мне поступить? — перевожу внимание в сторону окна, недолго разглядывая стекающие по стеклу капли дождя. Седой мужчина с хмурым видом давит кулаком на свои обветренные губы, локтями упираясь в стол. Размышляет с серьезным видом, оставляя меня в тишине с шумом дождя ещё минут на пять, после чего опускает ладони постучав костяшками по столу:

— Я предлагаю следующее, — сцепляет пальцы рук. — Сотрудничество. Я понимаю, ты, наверное, как и все подростки, строишь планы…

— Нет, — отрицательно качаю головой, не совсем вежливо перебивая. — Уже нет, — ерзаю на мягком стуле.