Считай звёзды
Шрифт:
— Ладно, начнем заново, — отбирает карандаш, приказывая со всей строгостью. — Следи за каждым моим движением и словом, понял?
Понял ли? Он так и поступает, Райли. Он следит за тобой, и в этом его главная ошибка. Ты отвлекаешь.
С самого начала. Повторяет всё и дает попробовать Дилану. Тот фальшиво убеждает, что понимает, но в который раз зависает над тетрадью, скача взглядом с одного уравнения на другое.
Янг-Финчер качает головой, прикусывая губы, и касается их пальцами, серьезно размышляя над тем, как помочь парню. Они так совсем не продвинутся, нужна другая тактика обучения.
А пока в голове начинается поиск решений проблемы, взгляд Райли блуждает по комнате. Это помещение нуждается в уборке. Обязательно займется этим сегодня, хотя понятия не имеет, когда они с Диланом закончат с уроками. И закончат ли? Аж дурно.
Еще одна проблема — настроение. Девушка хорошо ощущает, как оно понижается, как тяжесть возвращается в тело, приводя за собой пустоту, от которой тянет свалиться на пол и превратиться в овощ. Но необходимо двигаться. Еще немного потратить сил из запаса. Потом жить в ожидании отца и витаминов.
Постепенная потеря интереса к происходящему вокруг. Серость накатывает на глаза, и Янг давит на них пальцами:
— Ну и? — интересуется, что опять вызывает у ученика такое затруднение. Дилан молчит, лишь вздыхая. Впервые ощущает неприятный укол от осознания, насколько его познания скудны. Отсталость. Хочется соответствовать человеку, к которому имеешь интерес, а вместо этого выглядишь позорно на фоне того же придурка Остина.
Сам растирает виски, как и Райли, которая крутится на кресле, вызывая легкое головокружение. Тормозит, упираясь ногой в паркет, и опускает качающийся из стороны в сторону взгляд на кровать, вдруг припоминая о гитаре, и, зная, что не самый подходящий момент, спрашивает:
— Так, чья гитара? — сгибает ногу в колене, руками обхватив и прижав к груди. Переводит внимание на парня, который сначала смотрит на неё, потом так же разворачивается, устремив внимание на кровать, и якобы без интереса выдавливает:
— Отца, — и быстро возвращается к уравнению, постукивая кончиком карандаша по губам. Янг-Финчер недолго размышляет над пыльным музыкальным инструментом. Она возвращается к обучению парня, без труда понимая, что не стоит расспрашивать его об отце. Райли ничего о нем не знает, поэтому осторожна в своих словах.
Лучше заняться делом.
И вновь бьет парня линейкой по затылку. Вновь принимается разжевывать тему. Вновь увлекается до такой степени, что не замечает, как находится под пристальным наблюдением О’Брайена, взгляд которого уже не кажется довольным. Скорее, удрученным от внезапно нахлынувших на него воспоминаний.
Каждый тащит на себе груз. То, о чем не хочется вспоминать и говорить.
И Дилан не исключение.
***
Надеюсь, моя жизнь не прекратится в череду темных суток?
К семи вечера я чувствую, что больше не способна держать себя в руках. Мне становится всё равно, равнодушие охватывает разум, а с таким отношением помогать другому человеку трудно, поэтому прошу закончить занятие на данном этапе. Главное, что парень всё-таки освоил решение уравнений, хоть на это и ушел весь день.
На улице темнеет. Ночь подкрадывается быстро из-за глубокой серости на протяжении всего дня, что проносится
Прижимаю одно колено к груди, пока носком второй качаю под столом. Ладони грею о кружку, подношу её к лицу, позволяя пару касаться замерзшего носа. Взгляд опущен. В голове минимум мыслей, чтобы не нагружать сознание, что и без того полно прочего мусора. Надо написать отцу. Может, мне самой забрать витамины по рецепту? Обычно этим занимается он, но я уже достаточно взрослая.
Думаю, весь мой вид выдает (нет сомнений) внутренние перемены, которые не остаются незамеченным. Только настоящий слепец не обратил бы внимания, и у меня нет желания обсуждать проблему настроения. Говорить не хочется, поднять глаза не способна. Вся надежда на быструю возможность уснуть. Знаю, завтра может быть только хуже, но моральный отдых прибавит какие-то незначительные силы.
Не реагирую на О’Брайена, садящегося напротив. Ощущаю его блуждающий по моему лицу взгляд, отчего хмурю брови, не испытывая жажды в чужом надсмотре. Раздражение разгорается от любой мелочи. Так, это уже тревожный звоночек, надо скорее принять душ и уйти спать. Не в своей тарелке. Между ребрами, где-то в груди жжется.
— Ты себя плохо чувствуешь, крольчатина? — еле переношу звук его голоса. Прикрываю веки, проглотив ворчливое фырканье. Нет, держись. Не стоит грубить человеку, который не имеет отношения к моей проблеме. Потом буду жалеть.
— Меня сил лишает общение с тобой, — всё же бурчу, приоткрыв веки, чтобы вновь уставиться на темную остывающую жидкость в кружке с кроликом. — Настолько ты бестолковый.
Молчание нависает над нами. Стучу пальцами по кружке, сутуля спину, чтобы той опереться на стул. Взгляд не поднимаю, но знаю, что он искоса смотрит на меня, возможно, даже хмуро и с не меньшим раздражением. И мне… Всё равно. Плевать.
— Ты бесишься из-за Остина? — думаю, он видел, как я постоянно сбрасывала звонки друга, поэтому, дабы прекратить этот бессмысленный разговор, киваю, солгав:
— Да, мы до сих пор не обсудили произошедшее, — делаю глоток, но горячий чай не дает нужного эффекта. Мне по-прежнему холодно. Слышу, как парень напротив легонько постукивает пальцами по столу:
— Забей.
Моргаю, немного опустив кружку от лица, и поднимаю глаза на Дилана, с безразличием уставившись на него. Видимо, именно мое отношение толкает его немного скованно заерзать на стуле, что он и делает, откашлявшись:
— Я о том, что этот придурок не стоит переживаний.
— Этот придурок — мой друг, — сама-то верю своим словам? Или очередная ложь для прикрытия? Смотрю на О’Брайена, сжав зубы. Не могу разобраться в себе. Да и не самый подходящий момент. Кто знает, что станет моей фикс-идеей в таком состоянии?