Считайте это капризом…
Шрифт:
У директора был совершенно потерянный вид, он только беспомощно развел руками:
— Дело ваше, но, если она начнет плести, что я ее изнасиловал или еще что-нибудь в этом духе, вы ей не верьте, не верьте…
— Не волнуйтесь, сама как-нибудь разберусь! — Марина старалась, чтобы ее голос звучал как можно уверенней. — И еще учтите: если вздумаете мне помешать, то я предприму соответствующие меры, — пообещала она, а сама подумала: «И что я такое несу, какие еще меры?»
Бледный директор пошел желтыми пятнами.
— Господи, Что вы говорите?! — возопил он. — Как это я вам помешаю?
Пожалуй, она и впрямь перегнула палку.
И все же она задержала на нем нарочито проницательный взгляд и процедила многозначительно:
— Ладно, дальше видно будет, а пока дайте все-таки мне адрес Коромысловой.
— Пожалуйста, пожалуйста. — Павел Николаевич нацепил очки и зашуршал своими бумагами. — Вот! — Он протянул Марине анкету Кристины-Валентины.
Марина, не испрашивая разрешения, взяла с директорского стола ручку и чистый лист бумаги, аккуратно переписала из анкеты интересующие ее данные и поднялась со стула.
Директор беспокойно заелозил:
— Так вы сейчас прямо к ней? В смысле к Машке?
В ответ Марина только загадочно блеснула глазами. Не прощаясь, вышла из кабинета, сделала пару шагов и вернулась, чтобы проверить пришедшую ей в голову очередную крамольную мысль.
— Послушайте, — спросила она, — это не вы случайно пару дней назад рылись в моих вещах?
— Что? — Директор прямо остолбенел.
Марина спокойно пояснила:
— Кто-то рылся в моих вещах. Мне кажется, что-то искали.
— Клянусь, я тут ни при чем, — он даже положил руку на сердце. — Да зачем бы мне это делать? А вы… вы почему не поставили в известность дежурную по этажу?
— Почему же не поставила, поставила.
И тогда последовал традиционный вопрос:
— У вас что-нибудь пропало?
— В том-то и дело, что ничего!
— Я разберусь, я разберусь, — пообещал директор, торопливо собирая анкеты, которые все еще в беспорядке валялись на полу.
Глава 14
ЧЕМОДАН КРИСТИНЫ
«Ну и куда теперь? — спросила она себя на ступеньках пансионата. — На пляж?»
Потопталась, потопталась и махнула в сторону, диаметрально противоположную пляжу, к остановке двадцатого автобуса. Ждать его пришлось минут пятнадцать, и все это время Марина ругала себя распоследними словами за то, что опять занимается не тем, чем следовало бы. Вот вернется она в Москву, явится на работу, а там ее начнут расспрашивать: что да как? И что она ответит? Что вместо того, чтобы терпеливо поджаривать бока под южным солнышком, она по собственной инициативе совала нос в чужие дела, буквально на каждом шагу влипала в истории и еще… еще закрутила сомнительный роман с типом, который на следующий же день отбыл в свою суровую мужскую жизнь и теперь уже, наверное, забыл о ней и думать. Марина упрямо тряхнула головой и приказала себе не вспоминать о каперанге. Какой смысл? Одно расстройство!
Тут подкатил одышливый и скрипучий двадцатый автобус, в который она загрузилась следом за горластыми местными тетками, умудрившимися еще в процессе посадки обменяться приветствиями
Контролеры так и не пожаловали, и Марина благополучно добралась до конечной остановки. Местные тетушки, кстати, почти в полном составе выбрались вместе с ней. Марина вышла из автобуса, оглядела местность, представляющую собой длинную, тянущуюся буквально до линии горизонта улицу, застроенную добротными одно — и двухэтажными домами, на ближайшем из которых она рассмотрела номер — 173. Она даже присвистнула: а где же тогда шестнадцатый? Пришлось спросить у девочки лет двенадцати, сидевшей на лавочке у ворот. А та махнула рукой:
— Вперед идите, почти до конца. Это возле Шоссейной. Вам надо было бы на пятом автобусе ехать, оттуда ближе. Марина девчонку поблагодарила, а директора мысленно обругала: это он ей посоветовал ехать на двадцатом. Может, специально? Чтобы она выдохлась и плюнула на все это дело? А какую Шоссейную имела в виду девчонка? Неужто ту, на которой проживала та самая бабенка, что разгуливала по рынку в платье Кристины, а потом продала его другой — из ресторана? Сомнительно, чтобы в таком небольшом городишке были две улицы с одинаковым названием.
Марина вся выдохлась, пока дошла до дома номер шестнадцать. Пить хотелось мучительно, и она задержалась на углу у колонки, хлебнув холодной воды прямо из-под крана. Ей сразу полегчало, а на ум пришла вполне здравая мысль: с чего она взяла, что эта самая несовершеннолетняя Машка сидит сейчас в своей времянке и дожидается, когда к ней пожалует одна столичная дуреха со своими дурацкими расспросами? Она небось времени даром не теряет и с утра до ночи пропадает на море.
Дом номер шестнадцать смотрел на нее занавешенными от солнца белой материей окнами, прямо как бельмами. Во дворе никого не наблюдалось, кроме кудлатого пса, то ли разомлевшего от жаркого солнца, то ли ленивого от природы. Во всяком случае, на сиплый Маринин вопль: «Хозяйка!» — он тявкнул один-единственный раз и то негромко. Марина свой призыв повторила, а вот кобель выполнять свои прямые обязанности наотрез отказался и не издал больше ни звука, если не считать аппетитного зевка, после которого он отошел в тень кряжистого дерева и уютно свернулся клубком.
Марина позвала еще пару раз — бесполезно, дернула металлическую калитку — заперта изнутри — и не придумала ничего лучшего, чем поднять булыжник и постучать им по железной ограде. Грохот получился весьма впечатляющий, и очень скоро откуда-то из глубины двора явилась худая, дочерна загорелая фигура в вылинявших трениках и кепке с пластмассовым козырьком.
Фигура спросила:
— Чего надо?
— Мне бы Машу, — с надеждой отозвалась Марина.
Фигура неторопливо прошлепала через двор, так же неторопливо отодвинула засов и распахнула калитку со словами: