Щучье лето
Шрифт:
— Наконец-то я увижу, чем занимаются мои мальчики! Пусть не думают, будто я ничего не знаю, лишь потому что вечно валяюсь в постели!
На короткое время в кухне воцарилась полнейшая тишина. Я видела, как Даниэль закусил губу. Я тоже так всегда делала, чтобы не расплакаться.
Лукас задумался, а потом медленно произнес:
— Ну… если маме будет видно нас на дворе… значит, на дворе должно быть такое место… откуда нам через зеркало будет видно маму!
Он ткнул Даниэля локтем в бок.
— Чувак,
Он потащил Даниэля за собой, выбежал из кухни, и оба затопотали по крыльцу.
— А как же обед? — крикнула мама.
Но ответа не получила.
Мама улыбнулась, обняла меня, и мы принялись смотреть в окно — наблюдать за тем, как Лукас и Даниэль носятся по двору.
Внезапно оба остановились. Лукас скакал вверх-вниз и отчаянно махал руками, а Даниэль корчил рожи.
Показал длинный нос. Высунул язык, приставил к голове рожки и заревел как бык.
— Ладно, голубушка, давай поедим, — сказала мама. — А не то и наши макароны остынут.
Как бы мне хотелось остановить время в то мгновенье.
Когда мы с мамой одни сидели за столом. И слышали, как Лукас заголосил на улице:
— Она помахала нам в ответ! Вы видели? Мама помахала нам в ответ!
А Даниэль издал клич индейца — такой же, как прежде.
Тут я охотно остановила бы время. Пока мама сажает капельки томатного соуса на кончик носа — себе и мне, и мы обе не можем удержаться от смеха, задыхаемся, закашливаемся и плачем.
Если б можно было остановить время в тот миг, щука осталась бы живой, и Гизела — тоже, я не влепила бы рожок с клубничным мороженым в физиономию Анны-Софии Шульце-Веттеринг, и лето не кончилось бы никогда.
Я с радостью остановила бы время, но это не под силу никому. Время продолжает идти, наступает вечер, приходит утро, собирается гроза, встает солнце. Такова природа времени. А потом, одним прекрасным утром, вся земля устилается коричневыми блестящими каштанами, а потом наступает зима — вот и все.
Анна-София Шульце-Веттеринг поджидала меня у ворот школы. Она не отпускала меня ни на шаг и вела себя так, словно мы с давних пор были неразлучными подругами. То было в предпоследний учебный день.
Анна-София Шульце-Веттеринг с голубыми кошачьими глазами и веснушками пахла лугом и молоком.
— Я сегодня днем пойду в кафе-мороженое. Хочешь составить мне компанию?
Мне вспомнилось самое большое в мире мороженое, и аппетит пропал, но все же я сказала:
— Ладно, а когда?
— Как насчет трех?
— Отлично, — ответила я. — Буду!
— Потом можем ко мне заглянуть, — добавила Анна-София. — У нас
В своем желтом летнем платье она походила на бабочку-лимонницу, и прежде чем я успела сказать что-то в ответ, она оставила меня и упорхнула на школьный двор, к Марии-Терезе Шульце-Хорн и Хубертусу Шульце-Эшенбаху.
Я видела, как все трое приникли друг к другу головами и хором расхохотались, и мне так захотелось быть вместе с ними.
— Чего ей надо? — спросил Даниэль.
— Это наше девичье! — ответила я и помчалась к зданию школы.
— Только ненадолго! — крикнула мама, когда я сбегала вниз по крыльцу. — Особенно там не задерживайся! Понятно?
— Да, мам!
Я закрыла входную дверь и перевела дыхание, потому что мама не вышла из кухни, а я надела ее самую любимую желтую футболку, которую она ни за что не дала бы мне поносить. Но сегодня мне надо было надеть ее, потому что хотелось выглядеть не хуже Анны-Софии.
Даниэль и Лукас склонились над парапетом, рядом с ними стояло ведро с красноперками.
— Вот она! — взволнованно воскликнул Лукас и показал в толщу зеленой воды. — Вот! Вот она плывет! Ничего себе рыбища! Давай, Даниэль, мы ее поймаем!
Но Даниэль покачал головой.
— Не сегодня. Завтра. Завтра кончится сезон запрета.
— Можно подумать, есть какая-то разница! — ворчал Лукас. — Днем раньше, днем позже. Щука-то вовсе не заметит. Признайся лучше, что ты струсил.
— Завтра! — отчеканил Даниэль. — И ни днем раньше!
Я села на велосипед.
— Куда это ты? — поинтересовался Лукас.
Ничего не отвечая, я стала крутить педали.
«Подальше отсюда, — думала я, — подальше!» И мне казалось, что за дворцовым парком простирается другая страна — страна, где нет ни щук, ни слез, ни кислородных баллонов. И я стремилась туда — туда, где заливисто смеялись и весело хихикали, где гладили котят и болтали о детях. Я ехала туда с надеждой там прижиться.
Анна-София в своем платье лимонницы уже стояла у кафе и нетерпеливо ждала.
— Ну наконец-то, — сказала она и захихикала. — Я буду шоколадно-ореховое, а ты?
— Клубнично-ванильное!
— Пронто, синьорины! — улыбнулся итальянский официант. — Чоколато-ноччола э фрагола-ванилья!
Он вечно повторял заказы на итальянском. Нас с Даниэлем это всегда волновало, потому что к нам в деревню врывалась часть большого, необъятного мира. Но Анна-София закатила глаза: