Щупальца веры
Шрифт:
Он опустил руку и лезвие перерезало чешуйчатую шею черепахи. Голова лежала на земле, рот по-прежнему был открыт. Кровь текла из обрубка, свисающего из-под панциря.
— Быстрее, Кэл, подставь скорее, — Тори протянула вторую глиняную чашу.
Он автоматически сделал так, как она сказала. Его руки и ноги окоченели. Никаких ощущений — во всем теле только тошнота, пока еще контролируемая, но растущая в нем, как нечто твердое, как опухоль, заполняющая его…
Кровь перестала капать в чашу.
Затем она взяла голубя, убаюкивая его в руках с прижатыми крыльями
— Я подержу его вместо тебя, — сказала она.
На этот раз все было легче. Постыдно легко. Как и было предписано, он вонзил кончик ножа в грудь голубя. Белые крылья окрасились в красный цвет. Тори держала птицу над глиняной чашей, в которой уже была кровь черепахи. Через минуту она положила обмякшую тушку рядом с панцирем черепахи.
Осталось одно животное. Тори повернулась к клетке.
Черный петух стоял боком, в центре, одним золотистым глазом уставившись прямо на Кэла. Его поразило, что птица не кукарекала — не издала ни единого звука с тех пор, как они пришли на кладбище. Это молчание было зловещим и пугающим.
Кэл слегка приоткрыл дверцу и медленно просунул руку внутрь. Петух не шевельнулся. Никакого крика или трепета, когда рука Кэла приблизилась к его шее. Он даже не моргнул своим золотистым глазом.
Кэл раскрыл пальцы, готовясь к захвату.
Внезапно голова петуха дернулась в сторону, и он клювом коснулся кончика одного из пальцев Кэла. В тот же самый момент Кэл почувствовал легкий укол, как будто это была игла, и рефлекторно вынул руку из клетки. Осматривая палец, он убедился, что крови не было. |
— Кэл, — сказала в тишине Тори. — Смотри!
Кэл отвел взгляд от пальца.
Петух сделал два шага по направлению к дверце, которая осталась открытой, после того как Кэл вынул руку. Птица шагнула в третий раз и остановилась около дверцы. Петух покрутил головой в одну и другую сторону, сверля по очереди Кэла и Тори глазами.
Он осторожно поднял одну ногу, шагнул к дверце и опустил голову, как бы готовясь выпрыгнуть из клетки.
— Хватай его! — пробормотала Тори. — Он улетит!
Кэл ничего не сказал, только покачал головой. Птица
не улетит. Это было так же очевидно, как то, что поведение петуха больше не было похоже на поведение домашнего животного: в том, как он выбирался из клетки, было нечто почти человеческое. Кэл знал, что петух отдал себя на заклание.
Освободившись, он прошагал по земле между Кэлом и Тори и сел.
Не было никаких особый инструкций, каким именно образом надо было убить эту птицу. В предписании было сказано только о том, что он должен был умереть последним, затем надо было вырезать сердце и, сжав его, капнуть семь капель крови прямо из сердца в чашу. Кэл читал в записях Кимбелла, что при ритуалах Вуду сантеро часто убивали петухов, откусывая им голову. «От меня нельзя этого требовать, — подумал он. — Должен быть какой-то предел».
Черная птица уселась на землю, теперь ее глаза были закрыты, странным образом создавалось впечатление, что она готова с изяществом принять смерть.
Кэл поднял правую руку
Птица закинула назад голову, бросив последний пристальный взгляд, из открытого клюва вырвался пронзительный резкий звук, похожий на глухой человеческий крик, может быть, на крик ребенка. Неземной крик пронесся эхом над всем кладбищем, отражаясь от плоских надгробий.
— Прекрати это! — крикнула Тори. — Прекрати!
И вдруг он пришел в бешенство. Демон проснулся в нем. Он снова и снова вонзал нож в птицу и продолжал кромсать кровавые перья еще долго после того, как крики затихли. До тех пор, пока голос отдавался в его голове.
— Кэл, хватит!
Перед ним на земле было кровавое месиво. Он на мгновение взглянул на него и больше не мог сдерживать тошноту. Пошатываясь, отбросил нож и зашел за угол усыпальницы, где его вырвало.
Он хотел остановиться, не продолжать, оставить это незаконченным и стоял, прислонившись к холодному мрамору, пока Тори не окликнула его:
— Кэл, они могут услышать крик… увидеть машину. Дорогой, если мы не поторопимся… то кто-нибудь может прийти сюда и помешать нам.
Нет, теперь это нельзя бросить. Единственный способ пережить все, что он уже наделал, — это верить, что все это не бесцельно.
Он вернулся назад в круг, образованный свечами, и опустился на колени рядом с Тори, которая уже рылась в тушке петуха, чтобы извлечь сердце. Она нашла его и вырезала.
Держа его над чашей, она сжимала его, как маленькую губку, до тех пор, пока семь капель крови не вытекли оттуда.
Она подняла чашу, минуту повертела ее и затем взглянула на Кэла. Он двинулся, чтобы забрать у нее чашу, но она выпила из нее первой, подавая ему пример.
Кэл смотрел в сторону. Он пожалел, что взял ее с собой. Он знал, что она с ним, чтобы помочь, но ему хотелось быть достаточно сильным, чтобы проделать все самому без посторонней помощи. Ему будет противно вспоминать, что она принимала в этом участие, что она запомнила его таким. Это было похоже на то, будто они вместе совершили преступление. Насколько это их связало, настолько может посеять семена подозрения и отвращения между ними.
— Кэл… ты должен это сделать!
Он почувствовал, как она чашей прикоснулась к его груди и взял чашу в руки. Закрыв глаза, сделал глоток.
Кровь трех существ, которых он принес в жертву. Теплая, слегка солоноватая, не очень-то отличающаяся от вкуса крови, когда он полизал порезанный палец. Он | попытался думать, что это так и есть.
Как того требовало заклинание, он осушил чашу, а затем разбил ее вдребезги о землю.
Все было закончено.
Он встал и взглянул на небо, чувствуя себя, как никогда в жизни, безнадежно и одиноко. Он осквернил себя, свой разум, свою душу ради каких-то странных богов, и теперь он ждал знака от них, что они видели его жертвоприношения и ответят ему. Но звезды над головой были такими же, какими они были тысячелетия, их свет содержал послания, недоступные пониманию людей.