Сдача и гибель советского интеллигента, Юрий Олеша
Шрифт:
Он пишет незначительного человека и поручает ему решать громадные вопросы, и, когда выясняется, что незначительный человек не в состоянии этого вопроса решить, убивает его, торжествует победу и уверяет, что дело не в убогости этого человека, а в том, что эти вопросы должны решать только ответственные лица и что вообще уже все решено. Автор знает, с кем он справится: он пишет пьесу о слабой женщине-актрисе, а не о сильном мужчине-социологе.
Эта победа необходима Юрию Олеше. Она имеет для него воспитательное значение; он пугает себя: вот что бывает
Шло время, и поэт понял, что исправляться все равно придется, и он приступил к исправле-нию, хотя сначала это было совсем не так просто. Однако в своем поступательном движении вперед писатель берет все новые и новые рубежи: если Кавалерова он только срамит, то Гончарову он убивает.
Плывут по истории герои Юрия Олеши, интеллигенты, плывет автор; не правят веслом, не сопротивляются, плывут, гибнут...
Начинается эпоха повального перевоспитания кадров русской интеллигенции.
Стало ясно, что с такими героями, как Кавалеров да Гончарова, надо кончать.
Было необходимо решительное осуждение Кавалерова, и в связи с этим был написан "Список благодеяний".
Всю жизнь Юрий Олеша расплачивается за лучшее, что он сделал - за роман "Зависть".
Юрий Олеша опровергает Кавалерова, самого себя и тех интеллигентов, которые затевают совершенно неуместный спор и дискуссии о свободе, человеческом достоинстве, то да сё, туда-сюда с инстанциями, лучше их разбирающимися в подобных вопросах. Как будто это первобытная орда! Или, прости Господи, парламентская республика. Тьфу!
Юрий Олеша опровергает себя, Кавалерова и этих интеллигентов охотно, поспешно и немедленно.
Как автор "Зависти" по дороге к "Строгому юноше" мог сделать все это?
Он сделал это не потому, что испугался неприятностей, а потому, что понял: так он может принести больше пользы читателям.
Но, конечно, он не мог, в частности, не думать о том, что тяжелая шершавая рука класса начнет дробить его хребет и крошить его лопатки.
Нельзя сказать, что у него не было некоторых оснований опасаться за хребет и лопатки.
Русская литература - дело не шуточное.
Время ломало писателю руку, запущенную во всякого рода сомнительные умозрения.
Черные тучи сгущались над ним.
Ему грозили расправой.
Он был привлечен к суду.
Состоялся "Общественный суд над драматургами, не пишущими женских ролей".
Сообщение о состоявшемся "Общественном суде, организованном теаклубом над драматурга-ми Ю. Олешей, В. Катаевым, Е. Яновским и др..." помещено в " Плане ближайших выпусков материалов теаклуба". "План" напечатан на третьей странице обложки журнала "Рабис" № 18 за 1931 г.
Невозможно представить, чтобы все это было серьезно. Вероятно, это шутка, номер клубного капустника.
Но ведь ни один из остальных шестнадцати выпусков "Плана" за шутку принять нельзя.
Ведь
Кроме общественного суда над драматургами, не пишущими женских ролей, под № 16 значится "Общественный суд в связи со срывом выездного спектакля Московского Художест-венного театра в клубе "Красный богатырь"".
Все это мало похоже на номера клубного капустника.
Несмотря на все это, общественный суд над драматургами, не пишущими женских ролей, может быть, и шутка. Может быть.
Каждое время судит по-своему. Каждое время шутит по-своему.
Это было трудное время, оно шутило не часто и относилось к этому очень серьезно: ломало руки, крошило хребет.
В этом, несомненно, была бездна иронии и юмора. Что ж, каждый шутит, как умеет, как его учили, но всегда в надежде понравиться своей аудитории. Психология и социология шутки связаны со временем, со средой, с национальной традицией, с требованиями общества.
18-й номер журнала "Рабис" обещал "...общественный суд над драматургами, не пишущими женских ролей. Стенограмма общественного суда, организованного теаклубом над драматургами Ю. Oлешей, В. Катаевым, Е. Яновским и др. (обвинительный акт, допрос обвиняемых, приговор), а 19-й номер напечатал "итоги"1 суда.
1 "Рабис", 1931, № 19, с. 14. См. также ЦГАЛИ. Фонд 358, опись I, ед. хр. 21.
Суд был, несомненно, скорый и праведный. Он продолжался всего два дня, несмотря на тяжесть преступления и обилие преступников, а приговор был суровым, но справедливым. В нем было сказано:
"...вынесла спектаклю приговор:
Для Юрия Олеши "Список благодеяний" новое поражение, для театра ошибка, которую он должен исправить".
Защиты не было.
Перед вынесением приговора выступали свидетели обвинения. Они утверждали:
1. "Ничтожная группа, которую представляет Олеша, щелкающая на счетах свои расчеты с революцией, имеет слишком ничтожный удельный вес, чтобы стоило говорить о ней таким высокопарным голосом... Нужно быть социально слепым, чтобы ставить вопрос так, как его ставит Олеша. Его пьеса обращена лицом к прошлому, а не к будущему. Поэтому она реакционна".
2. "...Елена Гончарова - продолжение развития образа Ивана Бабичева из "Заговора чувств". Но Бабичев разоблачается автором, а Гончарова нет. Следовательно, новая пьеса Олеши отступление, а не продвижение вперед".