Сдача и гибель советского интеллигента, Юрий Олеша
Шрифт:
"Защитников у спектакля... не было, если не считать автора спектакля Ю. Олешу и В. Мейер-хольда и неудачное выступление М. Морозова", который есть "эхо революционного обывателя".
В своем выступлении Ю. Олеша заявил: "Тема типична для 75% интеллигенции... пьеса современна, потому что талантлива...
Пьеса должна была быть им написана, потому что без этой ступеньки он не может перейти к работе над пролетарской тематикой"1.
1 "Рабис", 1931, № 19, с. 14.
Однако не все подсудимые
Нужен был суд, а когда позарез нужен суд, то совершено или не совершено преступление, значения не имеет. Главное, чтобы был человек, а статья для него найдется. Олешу, вероятно, нельзя было судить, за что хотелось бы деятелям вроде Ингулова. Поэтому его судили за отсутствие женских ролей.
Это лишь повод, придирка.
Когда по каким-либо причинам еще нет ордера на арест, то человека задерживают на улице по подозрению в ограблений квартиры.
Никто и не пытался скрыть, что это лишь предлог.
В "Списке благодеяний" главная роль - женская.
Нужна была не такая женщина.
Нужна была женщина такая, как у Тренева, как у Лавренева. (Незадолго до этого были написаны "Любовь Яровая", "Разлом", пьесы, с которых начинается советская театральная классика. В этих классических советских пьесах героини выдавали своих идеологически чуждых им мужей, которых казнили революционные массы.)
Перед "Списком благодеяний" был написан "Заговор чувств", пьеса с пятью женскими ролями.
Все это пустяки. Нужен был суд, а не женщины. А суд, если он нужен, может быть и за то, что в пьесе на одного брюнета приходится два блондина.
Это были тяжелые годы ожесточенных классовых битв, и лучшие писатели, конечно, хорошо понимали, что борьба с людьми, которых они охотно считали врагами (то есть людьми, которые о некоторых вещах думали иначе, чем эти писатели), будет не однодневной кампанией, а мероприя-тием целой эпохи и вызовет определенные трудности. Но советской литературе всегда был свойствен оптимизм и в то же время реальное представление о трудностях в каждый данный момент. Тема героической борьбы со всеми, кто попадается, но преимущественно с инакомысля-щими складывалась долгие годы и получила свое наиболее полное и блестящее выражение в словах Маяковского:
Мы их
всех,
конечно, скрутим,
но всех
скрутить
ужасно трудно1.
Поэт-гражданин, конечно, не ошибся: несмотря на известные трудности, практически всех врагов
То, о чем Маяковский говорил лишь в общей форме, Oлеша два года спустя развил в образах пьесы "Список благодеяний", через пять лет углубил в сценарии "Строгий юноша" и обосновал с неопровержимыми фактами в руках всей логической и образной тканью в известной статье 1937 года "Фашисты перед судом народа"2.
1 В. В. Маяковский. Полн. собр. соч. в 12-ти томах. Т. 10, М., 1941, с. 27.
2 "Литературная газета", 1937, 26 января, № 5.
В эти тяжелые дни ожесточенных классовых битв было ясно, что на происки классового врага нужно отвечать не элегией, а его же оружием. Международная обстановка требовала повышенной бдительности и это, конечно, отразилось на внутренней жизни страны, и, в частности, на упрочении ее законности. В связи с этим состоялся "показательный суд в Всерабисе".
Что же произошло во Всерабисе?
Там произошел "...показательный суд над музыкантами... В союзе состоят свыше пятнадцати лет. Малограмотные. Все безработные свыше года... Музыканты узнают, где свадьба, и все предлагают свои услуги. Отсюда конкуренция и свобода самой ужасной эксплуатации со стороны нанимателей. Обхождение тарелкой, вымаливание пряника, встреча маршем гостей. Музыканты еще нанимают за свой счет лакеев, отсюда вытекает эксплуатация одного члена союза другим. Прикрывать глаза на эти явления нам не следует"1.
А вот что произошло в московском автогенно-сварочном техникуме.
Там "происходил общественно-показательный процесс. Судили группу студентов, замкнув-шихся в сугубо академическую учебу. Так, по крайней мере, казалось! Это был настоящий процесс "академ. партии".
Наиболее сильные в академическом отношении, они сначала объединились для углубленной проработки материала, потом стали свысока смотреть на отстающий актив, затем начали вводить в тупик каверзными вопросами активистов при сдаче зачетов, и, наконец, докатились до дискреди-тации актива в глазах преподавателей и некоторых преподавателей в глазах студенчества"2.
А вот как высказалась возмущенная общественность, которая считает, что если напечатано в газете или журнале, то все правильно и ей, общественности, нужно только поспеть безошибочно плюнуть.
"Гнать из комсомола.
Если до письма в "Смене" коллектив нашел возможным оставить Семенко в рядах комсомола, то после этого письма нужно немедленно гнать его из комсомола и из вуза...
Он хочет приобрести "основы знания", он за академизм, но вести общественную работу... он не желает...