Сделай мне больно
Шрифт:
– Sprechen sie Deutsch?
– обрадовалась дама и соединила свои ладони. So, meine Нerren? Was wunchen sie??
– Их браухе... Их браухе...
– напрягся Комиссаров, - Ну, бляйбен буду, Андерс! Забыл все, кроме хэнде хох. Спасай!
К счастью, дама понимала по-английски.
Она отвела клиентов к стойкам, завешанным бельем, и к полушариям из оргстекла, до краев наполненных трусами. После чего бесшумно удалилась.
– Ф-фу... Под танком было легче! Это руками можно?
– Трусы как будто без зубов.
Комиссаров вынул наугад
– А это не для девочек?
Александр раздвинул алый треугольник с разрезом в интересном месте:
– Девочки, по-твоему, ходят в этом?
– А кто их знает...
– Ну, Комиссаров...
– Вот именно что не Набоков! Знаешь, так скажи. Чего ты?..
– Нет, не для девочек, - отрезал Александр.
– А почему размер не женский?
– Женщины разные бывают.
– Мне на жену.
– А у нее какой?
– Какой-какой... Серьезный.
– А в сантиметрах?
– Замерять не доводилось, а на ощупь...
– Комиссаров поразводил руками и зафиксировал их в пустоте.
– Ну, вот примерно будет так.
Александр растерялся.
– Ну, не знаю. Может, безразмерные возьми.
– Ты полагаешь?
– Двумя пальцами он вытянул белые, пощелкал, отложил, с почтением взял алые. Потрогал черный бантик над разрезом.
– Смотри-ка, с бабочкой... Ей-Богу, рассказали б, не поверил! Это ж воображение какое надо - ну просто без границ, чтоб сочинить такое...
– Купи, раз впечатляет.
– Смеешься, что ли? За порог с вещами выставит. Нет, я себе не враг. И со вздохом отложил.
– Знаешь? Пошли отсюда.
– Ну, если так...
По пути к выходу Комиссаров поднял руку и коснулся кружевного края свободных шелковых трусов на манекене.
– Беру!
– сказал внезапно.
– Весь комплект!
– А денег хватит?
Но он уже кричал:
– Мадам! Мадам!
Вдобавок, по совету дамы, Комиссаров приобрел ажурные чулки.
После чего на пешеходной Ваци утца он - с поволокою в глазах, отрывисто произнося такие фразы, как: "Ну, коль пошла такая пьянка...", "Однова живем", "Где наша не пропадала?" и "Умирать, так с музыкой!" пошел скупать косметику, брал всю подряд: губную помаду, краски для век, накладные ресницы, дезодоранты, а в заключение, только слегка смутившись, спустил остаток форинтов на вовсе неожиданный французский предмет, на упаковке которого дама с помощью розовой плошки выбривала себе подмышку, не без значения при этом улыбаясь.
– Вечное лезвие!
– обосновал покупку Комиссаров.
– Иначе на двоих не напасешься...
Они прошли весь центр, на площади Маркса свернули на проспект Святого Иштвана. Всю дорогу, причем, с нарастающим воодушевлением, Комиссаров рассказывал о своей супруге, засекреченном сотруднике Звездного городка, которую Александр, казалось бы, уже познал во всех анатомических деталях: "Она как раз сейчас решает загадку черных дыр Вселенной. Ты обязательно с ней должен познакомиться! По
– "Что мне до этих дыр?
– цинично усмехался Александр.
– Я не фантаст".
– "Нет-нет, не говори! Расширишь горизонты. А может, даже сменишь жанр!"
Пересекли набережную, вышли на мост.
Тройной этот мост имел перекресток над Дунаем: направо было ответвление, ведущее на остров Маргит.
– Перекурим?
– Давай.
Они оперлись на перила.
Внизу, на склоне бетонированной стрелки, с весенней самоотдачей раскинулись под солнцем горожанки.
– Ишь! Прямо в центре Будапешта заголились. У нас бы на Кремлевской набережной так сразу бы под белы ручки! Европа, да?
– Европа.
– А Дунай, пожалуй, шире, чем Москва-река.
– Намного.
– Пожалуй, с километр будет.
– Не меньше.
– Как вчера-то, не страшно было в нем?
– Сначала нет, но когда протрезвел... Нет, - сказал Александр. Отныне ближних я спасать не буду. Зарекся.
– Так ты считаешь, что наш лидер пытался утопиться?
– Не знаю. Вряд ли. Не Офелия.
– Чего ж ты бросился?
– А спьяну показалось.
– Возможно, спьяну ты как раз увидел суть вещей...
– Пауза, выдержанная Комиссаровым, была многозначительна.
– С сегодняшнего дня у власти КГБ. Поездом Дружбы товарищ Хаустов теперь командует.
– А Шибаев?
– Отозван в Москву. С утра на пару улетели. С Марьей Ивановной Мамаевой.
– То есть?
– Урну с прахом повез.
Александр смотрел на белых девушек внизу под солнцем.
– На прощание, между прочим, - добавил Комиссаров, - бочку на тебя огромную катил. Сотру, говорит, в порошок. Хаустов, тот даже удивился. За что он тебя так?
– Понятия не имею.
– За тобой, конечно, силы страшные - нет, нет, мы знаем! Но и Шибаев пока что не бумажный тигр. Так что смотри...
Из-под пролета слева выплыл нос прогулочного парохода. Весь белый, на боку название: "PETOFI". Навалившись на перила, они смотрели сверху на людей у поручней, на косую трубу, на крышу капитанской рубки и задней палубы.
Корма с красно-зелено-белым флагом удалялась.
– Кажется, все здесь испытали, а вот на пароходе так и не прокатились...
– Комиссаров уронил свой окурок в Дунай.
– Ну что, пошли?
– Ты знаешь, я останусь.
– Чего?
– Пожалуй, прокачусь!
У ног ее бетон темнел, не успевая высохнуть между прогулочными пароходами. Она лежала у самого края стрелки острова Маргит. В знакомом ему белом бикини на черном полотенце. Прелестной попкой кверху. Сгибая и разгибая ногу, читала под солнцем. Глядя сквозь сползшие очки в местный журнал.
Он с осторожностью спустился по откосу, сел на бетон и чмокнул полноту горячей ягодицы, потерся скулой и снова приник - к раздвоению, защищенному узкой шелковистой тканью.
Одинокая блондинка метрах в пяти от них перевела свои глаза на Дунай.