Сделка Райнемана
Шрифт:
– Нет, все вовсе не так. Это были наши люди, члены «Хаганы», – ответил Фельд. – Гестапо – лучшее наше прикрытие. Если бы они и в самом деле были гестаповцами, то знали бы примерно, в чем заключаются ваши функции… И, зная это, неужели они оставили бы вас в живых?
Сполдинг хотел возразить своему оппоненту. Гестаповцы не решились бы убить кого-либо на территории нейтрального государства. Во всяком случае, имея при себе удостоверения личности. Но затем он понял абсурдность своей логики. Буэнос-Айрес – это не Лиссабон. Конечно,
Ему припомнились слова Генриха Штольца: «Мы выясняли это в самых высших инстанциях… Никаких гестаповцев здесь нет… Это исключается…»
И вслед за ними – прозвучавшая несколько странно, не к месту, апологетическая по сути своей фраза: «Расистские теории Розенберга и Гитлера разделяют далеко не все… Главное тут – экономика…»
Попытка оправдать то, что нельзя оправдать, исходила не от кого-то еще, а от человека, который, как можно было подумать, был предан не Третьему рейху, а Эриху Райнеману. Еврею.
Потом пришли на ум слова Бобби Балларда: «Он из тех, кто верит… Я принимал его за типичнейшего представителя юнкерства…»
– О боже! – тяжело вздохнул Дэвид.
– Парадом командуете вы, подполковник. И вам принимать решение. Не зная, какой вы сделаете выбор, я прямо скажу: мы готовы умереть. Констатирую это как факт, а не для того, чтобы показать, какие мы герои.
Сполдинг стоял сам не свой.
– Вы понимаете, что значит все это? – негромко и с сомнением в голосе произнес он немного погодя.
– Да, мы понимаем, – ответил Фельд. – Понимаем с того самого дня, как ваш Уолтер Кенделл встретился в Женеве с Иоганном Дитрихтом.
Дэвида словно током ударило.
– С Иоганном… Дитрихтом?
– Да, с беспутным наследником «Дитрихт фабрикен», этой империи Дитрихтов.
– И.Д. – прошептал Сполдинг, вспоминая мятые желтые листки, обнаруженные им в столе нью-йоркского офиса Уолтера Кенделла. Женские груди, мужские половые органы, свастики… Грязные, нервные завитки, выведенные рукой грязного, нервного человека. – Иоганн Дитрихт… И.Д.
– Альтмюллер убрал его. И весьма ловко – так, чтобы никто ничего не заподозрил…
– Но зачем?
– По-видимому, считаем мы, Альтмюллер опасался, что его «поверенный» возьмет да и сболтнет вдруг кому-то и о своей миссии в Женеве, и о том, что он, формально представляя на переговорах министерство вооружений, в действительности выполнял распоряжение верховного командования. Дитрихт занимался связанными со сделкой делами лишь до тех пор, пока не была достигнута договоренность о завершении операции в Буэнос-Айресе, где заправлять всем должен был уже Райнеман. Ликвидировав Дитрихта, верховное командование устраняло ненужного свидетеля.
Слова Фельда тотчас же вызвали в сознании Дэвида соответствующие ассоциации. Кенделл, почувствовав интуитивно, что что-то тут не так, бежал из Буэнос-Айреса в паническом страхе. Бухгалтер не позволил заманить себя в ловушку и убить. Ему же, Дэвиду,
Затем мысли Сполдинга переключились на Эдмунда Пейса.
На Эдмунда Пейса.
Которого уже нет.
– Убили не только Дитрихта, но и еще одного человека, – сказал Дэвид. – Полковника Пейса…
– Из «Фэрфакса», – закончил за него Ашер Фельд. – Он должен был умереть. Его так же использовали, как и вас. У нас к подобным вещам подход сугубо прагматичный… Не зная последствий операции, в которую он был вовлечен, а может, и сознательно закрывая на них глаза, полковник Пейс немало сделал для претворения в жизнь пресловутого плана под кодовым названием «Тортугас».
– Вы могли бы просто рассказать ему обо всем. Но не убивать же! Вам никто не мешал сорвать операцию еще до того, как она началась! Но вы не сделали этого, ублюдки!
Ашер Фельд вздохнул.
– Боюсь, вы упускаете из виду тот ажиотажный по сути своей настрой, который царит сейчас среди ваших промышленных магнатов. Как и среди их собратьев из рейха. Пейс должен был умереть… Убрав его, мы вывели из игры и «Фэрфакс». Вместе со всем огромным его потенциалом.
Дэвид подумал, что дискутировать и дальше на тему о том, диктовалось ли убийство Пейса суровой необходимостью или нет, уже не имело смысла: позиция его противника и так была ясна. Фельд, прагматик до мозга костей, в одном был полностью прав: представляемой им организации и в самом деле удалось отстранить «Фэрфакс» от участия в операции «Тортугас».
– Раз Пейса больше нет, то, значит, в «Фэрфаксе» о сделке теперь никто не знает.
– Не совсем так: о ней знает один наш человек. Правда, известно ему далеко не все.
– Кто же он? Ваш человек в «Фэрфаксе»?
Фельд указал рукой на своего сидевшего молча товарища.
– Он не знает его, я же этого вам не скажу. Вы можете убить меня, но узнать все равно ничего не узнаете.
Сполдинг понимал, что еврей с темными глазами не играет словами: он и в самом деле не раскроет тайны даже под страхом смерти.
– Вы вот утверждаете, что Пейса использовали… Так же, как и меня… Может, проясните все же, кто именно манипулировал нами?
– Этого я и сам не знаю точно.
– Но вам ведь известно очень и очень много. А раз так, то должны же быть у вас… какие-то предположения, догадки, что ли. Поделитесь со мной ими.
– Полагаю, это кто-то из тех, кто отдает вам приказы.
– Неужто…
– Я понял, кого имеете вы в виду. Мы знаем этого человека. Он не очень-то сведущ в том деле, которым вы занимаетесь, не так ли? Однако, помимо него, имеются и другие, кто связан с операцией.