Сделка с герцогом
Шрифт:
– То есть это не желание твоего деда? – Себастьян потер свежевыбритый подбородок, по-прежнему не сводя глаз с Вероники. – Так хочет твоя мать?
– Ну… да, – пробормотала она и прикусила губу.
Мысленно Вероника кляла его почем зря, но внешне только сжала губы и моргнула, изо всех сил стараясь сохранять бесстрастное выражение лица. Ну почему Себастьян так проницателен? Это просто невероятно! Неужто природе трудно было, создавая этого мужчину, наградить хоть какими-то недостатками? Вероника молчала и обдумывала свою следующую фразу. Если ответить, что это последнее желание дедушки, пожалуй, это
Похоже, ее молчание только подтвердило догадку Себастьяна, и он поинтересовался, снова расплывшись в широкой улыбке:
– Я прав, верно?
Как ей хотелось стереть эту наглую улыбочку с его лица пощечиной!
– Рождество было любимым праздником деда, – тихо ответила Вероника. Это все. Большего он от нее не получит.
Он по-прежнему нагло усмехался.
– Понятно. Значит, вопрос в том…
Себастьян поддернул полотенце на бедрах – и взгляд Вероники сам собой устремился к темной полоске волос на его плоском животе, убегавшей вниз, под полотенце, но она тут же опустила глаза и уставилась на персидский ковер у своих ног в черных кожаных полусапожках. Что за пытка!
– Вопрос? – не поняла она, заставляя себя вспомнить, зачем пришла сюда. Уж точно не для того, чтобы пожирать этого негодяя глазами! Хотя отвести взгляд – выше ее сил.
Он прищурился, прикусил безупречно белыми зубами нижнюю губу.
– Вопрос вот в чем: чем ты готова отплатить мне за… этот спектакль?
Вздернув подбородок, она смело встретила взгляд его зеленых глаз. Вот и наступил момент истины. Вероника глубоко вздохнула и спросила:
– А чего ты хочешь?
Голос прозвучал едва ли не визгливо, да еще и с дрожью, по крайней мере она наконец добралась до этапа, вселявшего в нее ужас со вчерашнего дня, когда мать появилась у нее на пороге. Теперь пусть Себастьян назовет свои условия.
Он усмехнулся, скрестил руки на обнаженной груди и задумался, иронически подняв черную бровь, воплотив в себе мерзавца, лишенного чести и совести, но чертовски обаятельного.
– Думаю, взаимопомощь – это будет честно.
Сердце у Вероники отчаянно заколотилось и она выдавила, с трудом шевеля вмиг пересохшими губами:
– Какого рода… взаимопомощь?
Он склонил голову набок и по-мальчишески улыбнулся.
– Я поеду с тобой и буду играть роль нежного во всех отношениях мужа… на двух условиях.
– Каких? – Она едва не подавилась этим словом. Руки дрожали и, чтобы он не заметил, Вероника вновь скрестила руки на груди и спрятала ладони.
Два условия? Ну разумеется! Она боролась с желанием закатить глаза. Естественно, он выставил два условия, а не одно, – чего еще от него ждать! Повезло еще, что не три!
Он по-деловому кивнул.
– Первое: после Рождества в Уитморе ты должна вернуться сюда, в Лондон, и посетить вместе со мной бал в честь Двенадцатой ночи у Хазелтонов, делая вид, что мы по-прежнему муж и жена и у нас все хорошо.
– Согласна, – ответила она так быстро, что он скептически изогнул бровь. Пожалуйста! Посетить бал у Хазелтонов – достаточно скромная плата за услугу. – А второе условие?
В ответ он одарил ее такой улыбкой, что Вероника поняла: второе условие будет куда сложнее первого.
Он двинулся к ней, но остановился
– Ты, разумеется, понимаешь, – начал он, сверля ее взглядом, – что наша… м-м… разлука не позволяет мне исполнить свой долг. Нашему роду нужен наследник.
Стены вокруг заходили ходуном, в груди у нее заныло, дыхание вырывалось частыми короткими толчками, соски затвердели, как тугие почки.
– О чем ты, Себастьян?
Но она уже знала, что он скажет дальше, и – помоги ей Бог! – хотела, чтобы он это сказал, прямо-таки жаждала.
– Я поеду с тобой и буду играть роль нежного мужа при условии, что все эти дни ты будешь охотно привечать меня… – Он сделал паузу и пронзил ее взглядом, горячим, словно расплавленный металл. – В постели.
Три дня спустя Себастьян сидел напротив Вероники в своем экипаже, предназначенном для долгих путешествий, на пути в Уитмор. Даже с лучшей упряжкой путешествие могло занять большую часть дня. Их экипажу, а также второму, в котором размещались слуги, предстояло прибыть в поместье только под вечер.
На второе условие Себастьяна Вероника согласилась, как ни странно, без сопротивления. Лицо ее запылало, она довольно долго молчала (совсем на нее непохоже), но затем решительно тряхнула головой и сказала: «Хорошо, принимаю твои условия» – так, словно они обговаривали какой-нибудь второстепенный пункт брачного контракта, а не договаривались о том, что каждую ночь в течение ближайших двух недель будут спать под одним одеялом. Может, стоило поднажать и получить от нее согласие посетить с ним два бала? Себастьян усмехнулся про себя. Нет, лучше не испытывать судьбу.
Вся эта сделка его поразила до глубины души. Выставив такие условия, он просто хотел ее спровоцировать, в полной уверенности, что она разразится негодованием. Откровенно говоря, второе условие сорвалось с губ Себастьяна до того, как он успел его обдумать. Верно, наследник ему действительно нужен, но решать этот вопрос таким вот образом было не лучшей идеей. Он просто потерял голову от ее близости, соблазнительных ароматов лилии и ее кожи и от того, что уже больше двух лет у него не было женщины. Но что удивительно, Вероника не рассердилась, даже не стала спорить – согласилась, причем с готовностью. А у него теперь не хватало духу об этом пожалеть. Чтобы не мучиться угрызениями совести, он объяснил ее поведение огромной привязанностью к деду.
Приняв его условия, Вероника сообщила, что переночует в городском особняке своего брата: очевидно, там же остановилась и ее мать, – затем поспешила обратно в Эссекс. Себастьян пообещал заехать за ней сегодня утром и сопроводить в Кент, чтобы приехать на праздник вместе, как и полагается супружеской паре. Они уже почти подъезжали к Уитмору, но за все это время не сказали друг другу и десятка слов. Вероника сидела, уткнувшись в дамский журнал мод. Спрашивается, зачем ей это, если все равно не ездит в Лондон и не показывается в свете?