Сделка
Шрифт:
Я даже не стал ее открывать: я знал, что это. "Утка недобитая" булавка на лацкан, которую получали все ветераны, когда их комиссовали. А называли ее так, потому что награда представляла из себя крохотную пуговку с изображением орла, неуклюже распиравшего крылья.
– Обратитесь в приемный покой, и они помогут вам организовать вашу поездку. Если хотите, вам могут забронировать место на сегодняшний поезд. Вы возвращаетесь в Чикаго, мистер Геллер.
Я улыбнулся тому, что меня комиссовали. Потом я улыбнулся капитану.
– Спасибо вам, сэр.
Он тоже встал, протянул
Я пожал руки всем. Около доктора Уилкокса я немного задержался. Мне хотелось показать те теплые чувства, которые я к нему испытывал за то, что он помог мне все вспомнить.
– Удачи вам, Нат, - сказал доктор.
– Спасибо, док.
Когда я уже выходил, он добавил:
– Если у вас будут проблемы со сном, обратитесь в местный военный госпиталь. Они вам дадут какое-нибудь лекарство.
Я понял, что не так уж хорошо обманывал его, как предполагал.
– Спасибо, док, - еще раз промолвил я и отправился в свою палату, чтобы собрать вещи в рюкзак.
Неважно, что случилось в том окопе. Это было в прошлом, это уже история. И дело было даже не в том, что Монок умер, а в том, что кто-то из нас пережил это. Конечно, не Фремонт и Уйти. Это могли быть Уоткинс, или д'Анджело, или двое солдат, или Барни... Черт, Барни был героем. Говорили, что он убил двадцать два японца своими гранатами. И еще я слыхал, что он все еще там, на Острове. Все еще участвует в боях. Как он может до сих пор находиться там?
А я - здесь?
Я сел на край койки и подумал о том, до чего же это нелепо возвращаться в Чикаго и разговаривать с каким-то федеральным обвинителем о Фрэнке Нитти, Луисе Кампанья по прозвищу Литл Нью-Йорк и о Компании, надувшей киношников. Зачем им это все сегодня? Кому это нужно? Они не знают, что идет война? Похоже, все это было в другом мире. Чикаго Фрэнка Нитти... Это было целую жизнь назад.
А ведь не прошло еще и трех коротких лет...
ГОРОД ФРАНКА НИТТИ
Чикаго. Иллинойс, 6 - 12 ноября 1939 года
1
Ресторанчик на углу теперь назывался "Дилл Пикль", а у бара за соседней дверью был новый хозяин. Коктейль-бар Барни Росса переехал в другое, более просторное помещение, напротив отеля "Моррисон". Барни содержал там шикарные апартаменты. Я сам жил в этом отеле, в двухкомнатном номере, но, конечно, не таком дорогом.
Для меня это был шаг вперед, потому что еще не так давно я спал в своем офисе на раскладушке и исполнял роль сторожа. Это было вместо платы за жилье моему хозяину. А моим хозяином, владельцем здания тогда и теперь был один человек - Барни Росс.
Мы шли этим ясным утром из отеля "Моррисон" в сторону его бывшего ресторана, над которым находился - по крайней мере раньше - мой однокомнатный офис. Барни не был единственным, кто расширял свое дело.
– Мне не терпится увидеть, что ты сделал со своей конторой, - громко сказал Барни, чтобы перекричать шум железной дороги.
Я распахнул перед ним дверь.
– Никаких постоянных улучшений, - говорил я ему в спину, пока мы поднимались.
– Я бы не хотел, чтобы твой вклад поднимался в цене.
– С тех пор как ты начал платить ренту, - сказал он мне, усмехаясь,
На самом деле я чувствовал свое обаяние в это утро. Мне казалось, что я очень даже обаятельный. Жизнь хороша. Жизнь приятна. Мой бизнес процветает. Да и книга моя замечательна.
Вы видите: я не был крупным бизнесменом. Но не таким уж и маленьким, каким был раньше. Я открывал для себя мир.
Однако это вовсе не здание, принадлежащее Барни, оказывало на меня такое влияние. Этот дом на Фон-Бурен-стрит, нависающая железная дорога, отбрасывающая тень на середину улицы, мешанина из баров, ломбардов, ночлежек... Да и наше здание ничем не выделялось. У нас была парочка врачей, по дешевке оказывающих свои услуги: один, кажется, делал аборты, а другой - лечил зубы. Во всяком случае, они оба занимались разного рода удалением, в том числе денег из бумажников. И даже такой старый и опытный специалист по карманникам, как я, не мог ничего поделать с ними. У нас также обитали трое стряпчих, занимающихся сомнительными делами, хиромант и многочисленные брачные конторы, которые то и дело открывались и закрывались.
И одно детективное агентство, которое теперь гордо размещалось в двухкомнатном помещении. В дальнем конце коридора на четвертом этаже находился мой старый офис, теперь перегороженный: там работали два только что нанятых мною сыщика. Окна конторы, расположенной за другой дверью, выходили на Плимут-корт и Стандарт-клаб. Контора была моей и только моей.
Почти.
Я отворил дверь. На матовом стекле была свежая надпись:
ДЕТЕКТИВНОЕ АГЕНТСТВО "A-I", НАТАН ГЕЛЛЕР, ПРЕЗИДЕНТ.
Мы с Барни вошли в приемную комнату моего офиса. Моя приемная! Вот дьявол! Мне лишь не хватало кучи прошлогодних журналов, и тогда во всем округе не нашлось бы приемной, которая бы хоть чем-то отличалась от моей.
И у меня еще была Глэдис.
– Доброе утро, мистер Геллер, - сказала она, неискренне улыбаясь. Звонков не было.
Я взглянул на часы.
– Сейчас пять минут десятого, Глэдис.
Мы открывались в девять. Пинкертон никогда не спал, Геллер имел такую привычку.
– Как давно вы здесь?
– Пять минут, мистер Геллер. За это время звонков не было.
– Называйте меня Нат.
– Это будет некорректно, мистер Геллер.
Она стояла за маленьким ободранным столиком темного цвета, который отдал мне Барии, перевозя свой коктейль-бар.
– Если вы позволите, я продолжу работу по разборке картотеки.
Четыре деревянных ящика с картотекой, стоявшие в приемной, были теперь в распоряжении Глэдис. Она приводила документы в порядок, так как это не делалось уже года два. Кстати, Глэдис было двадцать четыре года. Ее темные волосы, спадающие на плечи, завивались на концах; именно такие прически носили многие девушки. Никто не мог быть более привлекательной, чем Глэдис, даже теперь, когда она возилась с карточками в своей нарядной, но тем не менее подходящей для офиса белой блузке и черной юбке, которая сверху обтягивала ее зад, а книзу расширялась. Словом, Глэдис являла собой мечту клерка-развратника.