Сдвиг по фазе
Шрифт:
— Ну да.
— Ясно.
Заявление Клемента придает дополнительную весомость моему изначальному подозрению, что он — или его «кореш» — страдает острой шизофренией. Мне доводилось читать кое-какие работы с описаниями соматического бреда пациентов: вопреки неоспоримым фактам, человек убежден, будто с его телом происходит что-то странное. Определенно, убежденность в собственной смерти много лет назад — из ряда вон выходящий психоз.
— Полнейшее, на хрен, безумие, а?
— Не берусь судить об этом.
— Да
— Но ваш друг считает, что так и есть на самом деле, в этом и заключается проблема.
— Но это лечится, так ведь?
— Для большинства психических болезней существует лечение, но здесь мы возвращаемся ровно к тому, с чего и начали: вашему другу требуется профессиональная помощь.
— А если он вовсе не болен?
— Как это?
— Если он говорит правду?
— Вы хотите сказать, он действительно умер и каким-то чудом воскрес?
— Вроде того.
— Клемент, мы оба знаем, что это невозможно. Человек умирает, и на этом всё.
— А если не всё? — пожимает плечами великан. — Поэтому-то мы и будем искать паренька вместе. Чтобы ты разобрался, говорит ли мой кореш правду или за ним нужно послать парней в белых халатах.
Настает мой черед сверлить Клемента взглядом. Вообще-то, больные шизофренией крайне редко обладают метаосознанностью своего заболевания. Они верят в реальность собственного бреда, и потому в их сознании попросту не возникает логического повода рассматривать альтернативы. Иллюзии для них реальны — точно так же мы воспринимаем собственную версию окружающей действительности. Мы не сомневаемся в том, что полагаем за истину.
— Не думаю, что в наше время парни в белых халатах насильно забирают психически больных, — ограничиваюсь я единственным пришедшим в голову ответом.
— Мир изменился, док, и отнюдь не к лучшему.
— Это вы так считаете или ваш приятель?
— Уж как-нибудь сам разберись.
Великан смотрит поверх меня в направлении стойки и выкрикивает заказ в два чая. Потом любезно осведомляется у меня:
— Ты голоден?
— Не особо.
— И два сэндвича с беконом, Грог! — кричит он.
— Грог? — удивляюсь я.
— Так его зовут.
— Пожалуй, ему даже подходит. Но я сказал, что не голоден.
— Я тебя слышал. Сэндвичи для меня, раз уж ты платишь.
— У меня есть выбор?
— У нас у всех есть выбор, и прямо сейчас тебе предстоит выбрать, как именно ты станешь решать свою проблему. Мы можем помочь друг другу, или же ты можешь попытать удачи с Кингслендом и фараонами в одиночку.
Грог приносит чай и обещает сэндвичи через десять минут.
— Ну так что, док?
Выбор, допустим, у меня есть, вот только один другого хуже. Я совершенно не желаю связываться с Кингслендом или рисковать заявлять на него в полицию, но равным образом мне не хочется
— Чего я действительно хочу, Клемент, так это убраться из этого Богом проклятого города и зажить нормальной жизнью. А всего этого я вовсе не просил.
— Что ж, всем нам порой выпадают хреновые карты. Так что нечего скулить.
До меня доходит, что я веду себя как некоторые мои клиенты.
— Прошу прощения. Просто выпускаю пар.
— На работе как у тебя, поди, нечасто такая возможность выдается?
— Нет, конечно. Мне платят за выслушивание чужих проблем.
— А твои кто-то выслушивает?
— Вообще-то, нет. Предпочитаю держать их в себе.
— Хм, для здоровья не очень, как мне видится.
— Я справляюсь.
— До поры до времени.
— Простите?
— Ни хрена про тебя не знаю, док, но я вижу, когда кому-то требуется помощь. И сейчас, хочешь ты этого или нет, тебе чертовски необходима моя поддержка.
Он ставит кружку на стол и протягивает мне свою лапищу:
— Так как, договорились?
В подобных случаях хорошие манеры побуждают машинально ответить на рукопожатие. И все же обстоятельства сейчас необычные, и я задумываюсь.
Простой жест предопределяет мой выбор меньшего из зол, но сомнения никуда не деваются.
Пренебрежение профессиональной этикой — есть.
Взаимодействие со склонной к вспышкам ярости личностью — есть.
Потакание психически больному — есть.
Да меня самого следует упечь в психушку, если я пожму Клементу руку. Безумие.
Впрочем, не вполне. У меня целых пять дней на поиски Камерона Гейла или телефона для Кингсленда, так что еще будет время сменить курс, если по прошествии, скажем, суток наше сотрудничество не принесет результата. Риск, конечно же, но хотя бы взвешенный.
Да нет, кого я обманываю. Это отчаянный риск. И все же протягиваю руку.
— Договорились.
17
Когда я выхожу из спальни, на коврик у входной двери из почтовой щели падают несколько конвертов. Вяло подбираю их, бросаю на кухонный стол и ставлю чайник. Я настолько разбит, что смогу функционировать на минимальном уровне только после завтрака. Пока вода закипает, опускаю в тостер два ломтика хлеба.
Удовлетворив потребность в пище, усаживаюсь за стол и принимаюсь просматривать почту. Среди обычных счетов и рекламного мусора обнаруживается простой белый конверт с маркой. Вскрываю его и сразу узнаю ярко-зеленый логотип на фирменном бланке. Содержание послания отнюдь не способствует поднятию сегодняшнего унылого утреннего настроения: это официальное подтверждение моего временного отстранения от работы в «Здравом уме» до прекращения полицейского расследования.