Сдвиг
Шрифт:
Теперь БК едва удержался, чтобы не прыснуть. Он подслушивал разговор в кабинете Джона Эдгара Гувера, а директор и его первый заместитель обсуждали соусницы и масленки!
— A-а, вот они! Будь добр, Клайд, передай Хелен, чтобы завтра она заказала мне новую пару.
— Считай, уже. — И после небольшой паузы: — Ты что-то съел не то, и теперь аллергия, Джон?
Кресло скрипнуло — Гувер поднялся.
— Что? Нет. Просто, — он громко чихнул, — кто-то перестарался с моющими средствами при уборке.
Смешок.
— Я завтра его уволю, ладно, Джон?
— Очень смешно, Клайд. Лучше застрели его. — Громкий хохот. — Ладно, пора по домам.
Удаляющиеся по ковру шаги.
— Ты слышал о Каспаре?
— Нашем осведомителе?
— Он только что вернулся из Мехико-Сити. Провел там несколько дней, пытаясь получить визу в Россию.
— А он разве
— Вернулся в прошлом году.
— Интересно. Что там еще замышляет Контора?
— Люди из отделения в Далласе дважды пытались застать его дома, но неудачно, поэтому наверняка попытаются на…
Рев мотоцикла на улице заглушил последние слова директора, а когда он стих, дверь в хранилище уже снова закрылась. Убедившись, что он остался один, БК чихнул — да так громко, как не делал этого никогда в жизни.
Рейс 2697из Сан-Франциско в Айдлуайлд
7–8 ноября 1963 года
Как ни пытался Мельхиор расслабиться во время обратного перелета в округ Колумбия, у него ничего не вышло. Его мозг бурлил, как потерявшие между собой связь детали часового механизма. И все из-за Чандлера. Это он заставил Мельхиора физически почувствовать, что у него был мозг. Физически не в смысле набора клеток, а в смысле пространства. Пространство. Подземный город, населенный такими давними воспоминаниями, что они казались канувшими в Лету. Чандлер прогулялся по его мозгу, как полицейский, обходивший свою территорию и заглядывавший во все двери и окна. Кто знает, что ему удалось подсмотреть, пока Мельхиор невероятным усилием воли не сумел заставить его заглянуть в эти конкретные воспоминания. В то самое событие в своей жизни, которое он пытался скрыть от окружающих больше всего. Он подозревал, что Чандлер руководствовался не только его желанием. Он и сам хотел туда попасть. Узнать, что сделало Мельхиора таким, каким он стал. Что ж, это действительно объясняло, почему его жизнь сложилась именно так. Но объясняло ли это его внутреннюю сущность — оставалось вопросом.
А потом… что? Как, черт возьми, это удалось Чандлеру? Он сумел превратить все в реальность! Мельхиор знал, что это было просто видением. Но когда он его переживал, он бы ни за что в это не поверил. В тот момент ему действительно было двенадцать лет, а Каспару — четыре года, Умник тогда был compos mentis [24] , а доктор Шайдер искал себе подопечных для превращения в зомби. Но в то же время он оставался Мельхиором, тридцатитрехлетним оперативником с двадцатилетним опытом смены личностей, позволявшим ему преображаться с такой же легкостью, с какой обычные люди переодеваются. И он наблюдал весь свой жизненный путь со стороны как на пленке, как одну из прожитых им под прикрытием жизней. Он смотрел на себя с надеждой и ненавистью, не в силах разобраться, что именно чувствовал он сейчас и что — когда жил в приюте. И даже когда поднимал рогатку и выстреливал в Умника, он не мог решить, не совершил ли тогда самую большую ошибку в своей жизни. Может быть, стоило убить человека, который украл у него жизнь — украл, но дал взамен новую, — а не впечатлять его своей удивительной меткостью.
24
В здравом уме (лат.).
А теперь, как и Умник, он сделал свое открытие. При существующем падении ставок Чандлер являлся самым ценным из всех возможных приобретений. Людей, подобных ему, никогда не было, и, если верить информации, какую ему удалось раздобыть по проектам «Ультра» и «Орфей», никогда больше не будет. Чандлер превратился в Орфея не благодаря новому наркотику Джо Шайдера, с помощью которого можно создать целый легион таких же вот суперменов. Логан потчевал своим коктейлем слишком многих людей, чтобы в том усомниться. Нет, дело все в самом Чандлере. Можно назвать это генами, можно рецепторами, наконец — даже Вратами Орфея, но вероятность того, что люди с такими способностями могли получить ту же дозу чистого ЛСД, что и Чандлер, была практически несуществующей. Мельхиору оставалось лишь выяснить, как его контролировать, хотя кое-какие соображения на этот счет у него уже имелись. Потому что все время, пока Чандлер копался у него в мозгах, он что-то искал. Кого-то. Наз. Мельхиор не сомневался: Чандлеру
Странно, что Чандлер не видел, что с ней случилось. Какие-то вещи остались тайной и для него — в том числе и настоящие имена Мельхиора и Каспара. Кто знает, возможно, это объяснялось тем, что сам он уже давно воспринимал себя только Мельхиором, а Каспара — Каспаром. С другой стороны, Чандлера могли так потрясти его новые способности, что он еще не научился их контролировать и был вынужден полагаться на волю случая. Если мозг Мельхиора представить городом, то улицы в нем были похожи на лабиринты Парижа или Венеции, и при отсутствии карты Чандлеру приходилось действовать наугад, полагаясь на редкие дорожные указатели или какие-то крупные ориентиры. Тот день в приюте совершенно точно был важной вехой. Это был день, когда Умник предоставил ему шанс прожить жизнь по-другому. Но его тогдашнее имя абсолютно ничего не значило. Окликни его кто-нибудь на улице, он даже бы не обернулся. Каспар, конечно, дело другое. Но его имя тоже, по сути, ничего не значило и говорило о его владельце не больше, чем зачитанный томик Маркса, который он прихватил с собой на тренировочную базу.
Теперь о любви. Она была настоящей. Мельхиор любил этого пухленького беззащитного Каспара больше себя самого и знал: Каспар навсегда сохранит ему преданность, какое бы промывание мозгов тому ни устраивал Джо Шайдер.
Если все пойдет по плану, Каспар вернется в Штаты в качестве американского «перебежчика», «перевербованного» КГБ. Интересно, поверит ли Дрю Эвертон — или кому там поручат допросить Каспара после возвращения — его информации больше, чем поверили Мельхиору, или же его тоже выплюнут как отработанный материал? А тогда — кто знает? Не исключено, что Каспар тоже начнет поглядывать по сторонам.
Мысль о Каспаре заставила Мельхиора вспомнить о БК. Обоих отличала какая-то наивная вера в непогрешимость руководителей. В поезде он постарался посеять сомнения у БК относительно таких людей, как Гувер или Джон Ф. Кеннеди, но сомневался, что ему это удалось. Молодой агент ФБР оказался типичным маменькиным сынком, суждения которой являлись для него истиной в последней инстанции. Но кто знает, как на нем сказалось случившееся в Миллбруке? Мельхиору очень хотелось знать, нашел ли БК кольцо, спрятанное в стене коттеджа, и если да, то заглочена ли наживка. Мельхиору отчасти этого не хотелось, поскольку если БК сумеет его выследить, то придется его убить. БК, возможно, и был бездушным функционером, но все-таки не таким, как Дрю Эвертон. Эвертон — случай особый. Вот его бы он убил с удовольствием. Да еще с каким.
К креслу подошла стюардесса. Она принесла новую порцию спиртного и поправила подушку у него за головой, наклонившись так, что он запросто мог бы укусить ее за грудь, если бы захотел.
— Еще чего-нибудь желаете? — спросила стюардесса и, помолчав, добавила: — Сэр?
— Нет, дорогая, спасибо. — И Мельхиор улыбнулся так, будто только что с ней переспал. — У меня есть все, что нужно.
Сан-Франциско, штат Калифорния
8 ноября 1963 года
Снова укол — и медленное возвращение в действительность. Чандлер чувствовал себя рыбешкой, постоянно попадающей на крючок рыбаку, которую из-за незначительных размеров каждый раз выкидывают обратно в воду. Когда же он наконец станет достаточно большим, чтобы его уже не выкидывали? Другими словами, когда же его решат убить?
Над ним стоял Келлер с обычным набором инструментов. Его движения были замедленными, но точными, и Чандлер, даже не пытаясь проникнуть в его разум, знал, что тот уже ввел себе торазин. Препарат превращал мозг Келлера в нечто мягкое, но недоступное. Минувшей ночью Чандлер совершил не одну попытку, но так и не смог проникнуть в его сознание. Теперь же, когда в нем не осталось ЛСД, он чувствовал на месте мозга Келлера лишь какую-то пустоту, и, снова убедившись, что крепко привязан, закрыл глаза в ожидании очередного укола. Однако на этот раз Келлеру было что сообщить ему.