Седьмая чаша
Шрифт:
– Тогда все это очень странно.
Коронер покачал головой.
– Вода в фонтане превратилась в кровь. Нужно осушить фонтан, – обратился он к казначею.
Я мучительно задумался. «Вода в фонтане превратилась в кровь». Что-то очень знакомое… Где я слышал что-то похожее?
– Где этот ваш человек, который отправился по следу? – осведомился Броун.
– Не знаю. Он ушел уже полчаса назад.
– Что ж, велите ему, чтобы доложил мне о результатах своих изысканий, когда вернется. Я должен посетить королевского коронера,
Я вспомнил о том, что король сейчас находится в Уайтхолле, и выругался про себя. Любое убийство, совершавшееся в радиусе двенадцати миль от августейшей резиденции и за пределами Лондона – даже в таком месте, как Линкольнс-Инн, – оказывалось в сфере юрисдикции королевского коронера. Значит, он будет принимать участие в расследовании вместе с Броуном.
– Это замедлит дело.
Броун пожал плечами:
– Тут уж ничего не поделаешь.
– Сколько времени займет формирование жюри присяжных?
– Это зависит от того, пожелает ли королевский коронер составить жюри из юристов. Помимо всего прочего, сегодня Пасха. Сомневаюсь в том, что мы сумеем начать расследование раньше середины следующей недели.
Я стиснул зубы. В расследовании любого убийства важнее всего быстрота. В таких случаях необходимо действовать немедленно, пока не остыл след. Как правильно сказал Барак, большая часть убийств раскрываются либо сразу, по горячим следам, либо не раскрываются вовсе.
– Полагаю, юристы Линкольнс-Инн желали бы, чтобы коронерское расследование было проведено как можно скорее, – заметил я. – Ведь убили одного из нас.
Казначей Роуленд согласно кивнул:
– Да, мы хотели бы, чтобы не было никаких проволочек.
– Нам необходимо отыскать этого поверенного Нантвика. Вы могли бы заняться этим, сэр, в качестве части общего расследования, под руководством казначея?
Роуленд кивнул:
– Да, это нужно сделать.
– Мне хотелось бы предложить кое-что, – используя свое преимущество, проговорил я, обращаясь к коронеру. – Способ убийства весьма необычен. Жертву ударили по голове, и она оставалась в бессознательном состоянии, пока ее не положили в фонтан. Возможно, стоило бы провести вскрытие тела.
Мое предложение имело весьма мрачный оттенок, но я надеялся, что Гай сумеет обнаружить что-нибудь, что поможет нам.
– Я знаком с доктором Малтоном, который производит вскрытие тел для лондонского коронера. Он берет весьма умеренную плату. Я мог бы повидаться с ним и обсудить этот вопрос.
– А-а, этот старый мавр! – проворчал Броун. – А кто будет платить?
– Если понадобится, я заплачу. Роджер Эллиард был моим другом. И еще. – Я повысил голос. – Могу ли я попросить, чтобы его прикрыли?
– Ладно.
Коронер набросил полу моего плаща на лицо Роджера и повернулся ко мне, потирая свои пухлые ручки.
– Повторите, как звали погибшего?
– Роджер Эллиард.
– Ага,
К тому моменту, когда старый Элиас – уже одетый, но все еще с перекошенным от потрясения лицом – провел нас в гостиную, Дороти немного пришла в себя. Вцепившись в руку Маргарет, она сидела у камина и смотрела в огонь.
– Дороти, – мягко заговорил я, – это коронер Броун. Если не возражаешь, он задаст тебе несколько вопросов.
Коронер окинул взглядом резной фриз над камином, с которого смотрели головы животных, и, причмокнув губами, проговорил:
– Ишь ты, стоящая вещица!
Дороти посмотрела в том же направлении.
– Она сломалась, когда мы переехали сюда, – бесцветным голосом сказала она. – Роджер велел починить ее, но работу сделали плохо.
Только теперь я заметил, что нижний угол фриза был действительно выполнен небрежно, да и по цвету отличался от остальной поверхности.
– Все равно она красивая, – сказал Броун.
Я понял, что с его стороны это была неуклюжая попытка наладить контакт с Дороти.
– Могу я присесть? – спросил он.
Дороти махнула рукой в сторону кресла, где недавно сидел я. Коронер задал ей вопросы по поводу загадочного клиента Роджера и о последних передвижениях ее мужа, но ничего нового не услышал. Я заметил, что коронер ничего не записывает, и это обеспокоило меня. Он не был похож на человека с феноменальной памятью.
– У вашего мужа были враги? – спросил Броун.
– Ни одного. Были барристеры, по отношению к которым он испытывал личную антипатию, которым он проиграл или у которых выиграл дела в суде. То же самое можно сказать про всех лондонских барристеров, но они же не убивают своих коллег… – ее голос задрожал, – таким ужасным, отвратительным способом.
– И вы не допускаете мысли о том, что он мог сделать это сам?
Прямота, с которой был задан вопрос, ошеломила меня, но Дороти, наоборот, взвилась:
– Нет, мастер коронер, ни в коем случае! Любой вам скажет, что сама мысль о том, что мой муж мог лишить себя жизни, нелепа. Жаль, что вы не поговорили с другими, прежде чем задавать мне оскорбительные вопросы о том, мог ли мой супруг перерезать глотку самому себе!
Я испытал восхищение по отношению к этой женщине. Сила духа вернулась к ней!
Броун покраснел и встал с кресла.
– Ну ладно, – сухо произнес он, – на сегодня хватит. Мне пора во дворец, к королевскому коронеру.
Он слегка поклонился нам на прощание и вышел. Мы слышали, как с лестницы доносятся его тяжелые шаги.
– Старый жирный индюк! – выпалила Маргарет.
Дороти взглянула на меня. В ее покрасневших глазах застыло отчаяние.
– Похоже, ему все равно, – сказала она. – Бедный мой Роджер!