Седьмая луна
Шрифт:
– А зачем ты сделала себе татуировку? Чтобы придать больше правдоподобия своей стратегии мошенничества?
– Какой еще стратегии? – недовольно поморщилась Сакура. – Не было у меня никакой стратегии. Татуировку мне сделали еще в детстве, и отнюдь не по моей просьбе.
– Люди племени ибан не делают татуировок девочкам, – продолжала наступать Фрэнсин, пристально глядя ей в глаза.
– Это сделали другие люди.
– Кто именно?
– Люди племени пенан, которые приютили меня и удочерили.
– Что значит «удочерили»? –
Сакура устало положила голову на подушку и закрыла глаза.
– Однажды в нашу деревню пришли японцы и начали убивать всех подряд. Меня спасла супружеская пара из племени пенан. Их звали Ману и Уэй.
– Ты говоришь, пришли японцы? – переспросила Фрэнсин.
– Да, японские солдаты. Я помню, что они согнали всех жителей деревни на площадь и стали убивать их штыками. А я была самая маленькая и сумела проскочить у них под ногами. После этого я побежала в джунгли, а там меня нашли Ману и Уэй, и мы вместе побежали в глубь леса. Они бежали целый день, поочередно держа меня на руках. – Она остановилась и осторожно посмотрела на Фрэнсин. – Это все, что я могу вспомнить сейчас. Это было мое второе рождение.
Лицо Фрэнсин оставалось непроницаемым, а в душе бушевала буря. Сердце колотилось так сильно, что казалось, вот-вот выскочит из груди.
– Почему они спасли тебя?
Сакура пожала плечами:
– Почему люди спасают друг друга? У них не было своих детей, и, вероятно, поэтому они решили взять меня к себе.
Взгляд Фрэнсин невольно упал на татуировку в виде черного браслета.
– Они сделали это бамбуковой иглой, а потом присыпали сажей со дна котла, – пояснила Сакура, перехватив ее взгляд.
– А как называлась та деревня, куда привели тебя эти люди?
Сакура снисходительно хмыкнула и поджала губы.
– Вы плохо знаете Борнео, миссис Лоуренс. У племени пенан нет и никогда не было никаких поселений. Они живут в джунглях, постоянно кочуют с места на место, никогда не оставляют после себя следов и говорят на языке птиц и диких зверей. А в джунглях их могут отыскать только соплеменники.
– А как же ты попала в Японию?
– Один японский офицер забрал меня у Ману и Уэй.
– Почему он это сделал?
– Он узнал, что я не принадлежу к местным жителям, и увез меня с собой, после чего я некоторое время жила у него в Кучинге. Там было еще несколько оставшихся без родителей детей. Он собирал всех детей войны и отправлял их в специальные лагеря.
– Что это за лагеря?
Сакура пожала плечами:
– Специальные места, где за нами ухаживали, кормили и все такое прочее. Надеюсь, вы понимаете, что далеко не все японцы убивают беззащитных людей?
– Это был своеобразный приют для бездомных детей? – решила уточнить Фрэнсин.
– Да, что-то вроде того.
– А как звали того человека?
– Томодзуки Уэда.
– Уэда? – с трудом выдавила из себя Фрэнсин. – Значит, ты взяла его фамилию?
На
– Он дал мне свою фамилию, а у меня не было другого выбора. Да и какая, в сущности, разница?
Фрэнсин долго смотрела на Сакуру, словно пытаясь проникнуть в ее душу.
– А почему этот Уэда взял тебя с собой? В чем был его интерес?
– Он сказал, что я какая-то особенная, необычная. – Сакура понизила голос и снова закрыла глаза. – Он отослал, всех детей, а меня оставил у себя и через некоторое время отвез в Токио. Там он дал мне имя Сакура, так как мы вернулись туда ранней весной, когда все вишни покрылись красивыми цветами.
– В каком году и каком месяце это было?
– Я не знаю.
– А ты помнишь, что произошло в Хиросиме и Нагасаки?
– Да, еще бы! – встрепенулась Сакура. – В Японии напомнит атомную бомбардировку.
– В таком случае постарайся припомнить, сколько времени прошло с момента вашего возвращения до атомных бомбежек?
– Думаю, не больше года.
– И где же сейчас этот Томодзуки Уэда?
– Его нет в живых, – грустно сказала девушка. – После, окончания войны американцы арестовали его как военного преступника и приговорили к смертной казни. Это случилось в 1947 году.
– Сколько тебе было лет?
– Точно не помню, но не больше десяти.
– А что ты делала после смерти Узды?
– Работала. – Она снова пожала плечами и криво усмехнулась. – Убирала в домах, мыла посуду, готовила еду – словом, делала все, что позволяло мне хоть как-то прожить. Какое-то время семья Узды относилась ко мне хорошо и даже отправила меня в школу, но потом все изменилось. Все хотели поскорее забыть войну и всё, что случилось с Томодзуки.
– Как долго ты прожила в Токио?
– Я уехала из Японии, когда мне было то ли восемнадцать, то ли девятнадцать лет, и никогда больше не возвращалась туда. И сейчас меня ничто не связывает с этой страной.
В коридоре послышались чьи-то шаги, и Фрэнсин поняла, что сейчас ее попросят покинуть палату. Надо было спешить, чтобы услышать ответ на главный вопрос, который она приготовила уже давно.
– Сакура, скажи, пожалуйста, что ты помнишь о своей жизни до того, как японцы напали на вашу деревню?
– Ничего.
– Никаких имен, никаких названий, ничего?
– Я же сказала вам, что моя настоящая жизнь началась с того дня, когда меня подобрали в джунглях. – Она устало закрыла глаза. – А все, что было до того момента, навсегда стерлось из моей памяти. Я не помню ни людей, ни названий, ни событий. Мою память отшибло в тот самый момент, когда японские солдаты убивали штыками мирных жителей. – Она сделала паузу и посмотрела в окно. – Я испробовала множество приемов активизации памяти – медитацию, гипноз, даже наркотики, – но все бесполезно.
– Это очень удобная позиция, – ехидно заметала Фрэнсин.