Седьмая принцесса
Шрифт:
— Я хотел бы поработать королевским дровосеком, покуда сам дровосек поправится.
— На твоём веку он вряд ли поправится, — сказал Король, чём немало озадачил Джо. Но парень побоялся спросить, что к чему, он решил, что короли вправе говорить как вздумается, даже загадками. — Дай-ка мне этот топор, — велел Король. — Я вижу, это королевский топор. Стань на колени и преклони голову.
Джо испугался: не вздумал ли Король отрубить ему голову? Но послушно стал на колени и почувствовал сзади меж лопаток, холодноватый обух топора. Король, коснувшись его топором, произнёс:
— Встань,
Джо очень обрадовался приказу. Он пригладил вихор на лбу и улыбнулся Принцессе, но она уже отвернулась и что-то нашёптывала котёнку в самое ушко. Тогда Джо снова пригладил вихор и откланялся.
В дровосековой хижине было всё по-прежнему.
— Как дела? — спросил старик.
— По-моему, отлично, — ответил Джо Джолли. — Котёнок оказался Принцессин, и Король поэтому назначил меня Королевским дровосеком, — покуда вы болеете.
— Покуда болею? Так и сказал? — переспросил старик, таинственно усмехнувшись.
— Да вроде так, — неуверенно сказал Джо.
— Значит, так тому и быть, — произнёс старик. — А поскольку жить нам придётся вместе, зови-ка ты меня Папаней. Так меня сын называл, славный был сынок и добрый, мне приятно это слово услышать.
V
Джо не ожидал, что Папаня сляжет так надолго. Месяц шёл за месяцем, а сломанная рука всё никак не срасталась. Но рука — ещё полбеды. Старик вовсе не вставал с постели — сильно, видать, пошатнулось его здоровье.
И, устраиваясь на ночлег у очага, Джо уже не вспоминал, что во всякий день его новая жизнь может кончиться. Работа стала привычной, день шёл за днем. Так минул целый год. Щенок вырос в великолепного красавца спаниеля, ростом не меньше матери, но Джо всё кликал его щенком, всё он казался ему маленьким. Старая спаниелиха больше полёживала в доме, возле очага, или грелась на солнышке у порога. Зато щенок не отставал от Джо, бегал за ним по всему лесу, и парень любил его больше жизни. С тех пор как Джо получил работу, он из лесу не выбирался, лишь раз в месяц приходил на опушку, к дому королевского Лесничего. Джо появлялся там поутру в первый день месяца и всегда заставал у Лесничего хорошенькую горничную но имени Бетти. Она служила во дворце и, похоже, обожала прогуляться по росистой травке перед дневными хлопотами.
Когда она уходила, Лесничий задавал Джо месячный урок. Где бы ни рубил Джо дрова, он всякий день начинал с вязанки для Принцессы, выбирая древесину, которая сладко пахнет, и прикреплял к вязанке маленький Дар леса. В любое время года находил он для Принцессы букет: весной — подснежники и фиалки, летом — колокольчики, дикую розу и жимолость, осенью — разноцветные листья и ягоды, и даже зимой — вечнозелёные веточки.
Когда Джо стукнуло девятнадцать лет, а случилось это в первый день июня, он, по обыкновению, пошёл к Лесничему. А там, как водится, уже сидела Бетти в полосатом шёлковом платьице и сыпала слова ещё быстрей обычного.
— Да. Вот так. Представляешь? Она чего-то хочет, только никто не знает — что, а она
— Что же делать? — спросил Лесничий.
— Король объявил: кто разгадает Принцессину тоску и подарит ей её мечту, сам получит всё, что пожелает! В последний день месяца во дворце соберётся Великий Сход, каждый что-нибудь предложит, потом обсудят… Ой! Колокол звонит! Уже восемь утра! А ты всё меня сплетничать заставляешь! Меня по твоей милости уволят!
Лесничий не стал её удерживать, только чмокнул на прощанье в щёчку, а она в ответ оттаскала его за уши и убежала, аж каблучки засверкали. Засмеявшись, Лесничий сказал:
— Огонь девка!
И принялся объяснять Джо, где и что рубить ему в июне месяце. Наконец Джо отправился восвояси, пытаясь удержать в голове все наказы Лесничего, но в душе его, в самой глубине, поселилась тревога. Так сильно он тревожился и жалел Принцессу, что даже не заметил, что нет рядом щенка-спаниеля. Не резвился, не приплясывал вокруг Джо его любимец, даже на свист не прибежал, а на хозяйский свист, как известно, каждый приличный пёс обязан являться. Заплутал, значит, где-то щенок, играючи, и свиста не услышал.
К полудню, однако, спаниель объявился, прибежал на стук хозяйского топора — весёлый и довольный. Только дома, вечером, не притронулся к еде. Может, заболел? Нет, решил Джо, раз веселится щенок — значит, здоров.
В ту ночь приснился Джо чудный сон. Только устроился он возле очага, где тлели последние угли, пришёл сон — словно явь, Джо показалось даже, что он вовсе не спит. Увидел он во сне щенка — нос к носу с мамой-спаниелихой, она положила морду меж шелковистых лап и глядела на сына искоса, приоткрыв умный карий глаз. Сон был воистину чуден: Джо услышал, как разговаривают между собой его собаки, и понял каждое слово.
— Что стряслось, сынок? Голодать вздумал?
— Да ни за что на свете! Я, матушка, сытёхонек!
— Где ж ты ел?
— У короля на заднем дворе.
— Что ты там делал?
— К подружке бегал.
— Что ещё за подружка?
— Кошечка.
— Кошка? Постыдился бы!
— Да это же моя молочная сестра!
— Ах, эта…
— Она теперь Принцессина кошка.
— Ну и как она выглядит?
— Золотая, точно мёд.
— Верно, шипит и фырчит, как все кошки.
— Да, шипит и заодно тайны вышёптывает.
— Чьи это?
— Принцессины.
— А она их откуда знает?
— Да она кладёт её на плечи и шепчет в самое ухо.
— Чьи плечи и чьё ухо?
— Принцессины плечи и кошкино ухо.
— Ну и что же у Принцессы за тайны?
— Она считает, что ей пора получить любовное послание.
— А-а-а… — зевнула спаниелиха и закрыла глаза. Сам Джо, должно быть, тоже заснул поглубже, и чудный сон кончился.
Но поутру Джо отчётливо припомнил свой сон — так ясно и ярко, будто наяву. Может, это вовсе не сон? В замешательстве поднял он глаза на Папаню, и тот спросил: