Седьмая встреча
Шрифт:
— В час.
Он взглянул на часы. Одиннадцать.
— Идем, — шепнул он и протянул ей руку.
— Но еще рано?
— Пожалуйста!
Он проехал через город и выехал на берег. Она молчала, пока он не остановил машину на берегу и не повернулся к ней.
— Ты же слышал, я замужем.
Он положил обе руки на руль. Мерцающее фиолетовое вечернее небо прикрыло водную гладь и высветило тонкий слой пыли на приборной доске. Трава по краям канавы была выжжена солнцем, колокольчики
— Это не имеет значения. Мне важно узнать… что ты думаешь.
— Горм… — произнесла она нерешительно.
Странно, что она назвала его по имени.
— Что? — задохнувшись, откликнулся он.
— Мне так стыдно… Эта юбка, помнишь?..
— Значит, у тебя не было выхода. Зато благодаря этой мы встретились. Ты, наверно, давно сносила ее? Нет. Она мне теперь велика.
— Пойдем туда… в контору. Сейчас там никого нет. Будем только мы.
Он заметил легкую дрожь и не знал, когда она началась. У неё или у него? Вздох. У них было одно дыхание на двоих.
— Я не могу.
— Мы можем позвонить и сказать, что тебе что-то помешало, что…
Она отрицательно покачала головой. Они замолчали. Горм не знал, что ему делать с руками. Он выпрямился на сиденье и снова положил их на руль. Вцепился в него, чтобы удержать себя на месте.
— Ты мне тогда не позвонила?
— Я звонила, два раза, — пробормотала она, не поднимая головы. — Какая-то женщина сказала мне, что тебя нет в городе.
— Женщина? — В нем шевельнулось бешенство.
— Да.
— Старая или молодая?
— Я же ее не видела.
Неужели это случайно? Вот так случайно оказываются в аду? — подумал он и, постучав костяшками пальцев по рулю, повернулся к ней.
— Она говорила на диалекте?
— Да, по-моему, на южном.
— Что она тебе сказала?
— Уже не помню. Мне было так стыдно.
Руфь чуть шевельнулась и прикусила губу. Горм не мог больше сдерживаться.
Когда он прижался губами к ее губам, она замерла. Потом он почувствовал, что она отвечает на его поцелуй. Безудержная, трепетная страсть заставила его уплыть с ней далеко-далеко. Он запустил обе руки в ее волосы. И держал ее, пока они плыли вместе.
Ее руки у него на шее, под воротничком рубашки. Это прикосновение сделало его непобедимым. Не успев подумать, он обхватил ее, он должен был узнать ее всю. Главное, обнаженную кожу на шее и на плечах.
Он поцеловал ее в ямку на шее. Ощутил губами удары пульса. Потом груди под тканью платья. Он прижался к ним лицом. Твердые и горячие. Он мог бы заполнить ладонь ее грудью. Но сдержался.
— Мы с тобой еще встретимся? Когда ты опять приедешь в город?
— Не стоит. Ни тебе, ни мне от этого легче не станет, — прошептала она, уткнувшись лицом ему в шею.
Он немного отстранил ее от себя и стал водить кончиками пальцев вокруг ее губ. Она долго сидела неподвижно с закрытыми глазами. Густые
Когда Руфь ушла, Горма охватил гнев. Он так и не узнал, что она думает. Нужно было спросить, какого черта она вышла замуж. Мысль о том, что у нее есть муж, который в эту минуту, может быть, сжимает ее в объятиях, вызвала волну черной ярости, вершину которой венчала невыносимая пустота.
Нужно было заставить ее пойти с ним. Ведь они принадлежат друг другу. Неужели она этого не поняла?
В злости он дал газ и вернулся обратно к Турстейну. Ему нужно было выпить. Нужно было смеяться. Что угодно!
К нему подбежала Турид и стала просить дать ей прокатиться на его «вольво».
— Ты отвез ее прямо домой? Почему тебя не было так долго?
Она была золотисто-коричневая, глаза сияли. До них доносился гул голосов и смех.
Горм не ответил. Он вспомнил, что кое-что привез, и пошел за пакетом из винного магазина. Турид повисла у него на руке. Аромат ее духов окутал его. Оставалось только покориться ему. Гости уже смотрели на них. Он чувствовал это затылком.
Открыв крышку багажника, Горм ощутил запах пороха и трубочного табака. Там еще лежали отцовские охотничьи сапоги и куртка. Трубка выпала из кармана. Горм положил ее и быстрым движением застегнул молнию.
— Пожалуйста, на усмотрение хозяина, — сказал он, когда они с Турид поднялись на веранду.
Турстейн взял бутылку и радостно хохотнул. Потом налил им два бокала виски и хлопнул Горма по плечу. Они чокнулись, виски ярко вспыхнуло. Турстейн начал излагать свои соображения относительно опта.
Горм был не в состоянии следить за его мыслью, но не хотел обидеть друга, поэтому он переменил тему разговора и объявил, что хочет перетанцевать со всеми дамами. Это вызвало благожелательный смех.
Дам было много. Горм мог бы танцевать всю ночь. Но, к сожалению, у них не было лиц. Ни у одной из них не было ничего, что напоминало бы лицо. Лишь складки кожи, зубы, духи. Ну и еще, конечно, волосы. Их пронзительные голоса напоминали звук сварки в пустой нефтяной бочке.
— Он не хочет дать мне покататься на своем автомобиле, — пожаловалась Турид и толкнула Горма в грудь, когда он танцевал с одной из учительниц.
Турстейн вмешался и потребовал, чтобы Горм сейчас же показал Турид свой «вольво».
— Что тебе стоит, — сказал он.
Горм понимал, что это безумие. Что он пьян. Они ехали по пустынной дороге, посыпанной гравием, потому что Турид до смерти захотелось полюбоваться природой. Однако природой это не ограничилось. Потому что в конце концов ей понадобился он сам.
Потом оба почувствовали неловкость. Она лежала с обнаженной грудью и смятой вокруг талии юбкой. Он — со спущенными на щиколотки брюками и в рубашке с оторванными пуговицами.