Седьмое небо
Шрифт:
Рамон, все так же поддерживая за плечи, повел ее к дверям, бормоча вежливые извинения и на ходу прощаясь с секретаршей. Как только они оказались на улице, Синтия вывернулась из его рук и, прихрамывая, пошла прочь. Ей все еще было трудно дышать, и она несколько раз глотнула ртом воздух, чтобы избавиться от неприятной дурноты. Рамон не отставал от нее ни на шаг, покорно ожидая, когда Синтия придет в себя.
– Может, ты все же объяснишь мне, почему тебе стало плохо на этот раз? – наконец спросил он.
Не
– Там было слишком жарко, вот и все, – сказала она,
– Неправда, – растягивая слова, возразил Рамон. – Мы оба знаем, что ты снова была близка к обмороку.
Синтия сверкнула глазами, к ней вернулась прежняя враждебность.
– Неужели мы станем обсуждать каждый нюанс моего самочувствия?
Рамон пожал плечами. По мере того, как Синтия выходила из себя, он становился все спокойнее.
– Нет, конечно. Раз уж ты в силах пререкаться, может, ты также в силах идти самостоятельно?
– Черт бы тебя побрал, – пробормотала Синтия и пошла к машине.
Рамон нагнал ее и пошел рядом. Он был начеку, чтобы вовремя подхватить Синтию, если она вдруг опять начнет терять сознание. Предупредительно открыв дверцу машины, Рамон помог Синтии сесть на переднее сиденье, потом обошел капот и занял водительское место. Он завел мотор, но трогаться не спешил. Синтия, стиснув зубы, смотрела прямо перед собой и ожидала, что произойдет дальше.
Первым прервал тягостное молчание Рамон.
– Что сказал тебе врач?
– Ничего нового, примерно то же, что и ты вчера: «Будь молодцом, доверяй своему мужу, и все постепенно наладится».
Фраза была буквально пропитана сарказмом, но Синтия ничего не могла с собой поделать.
Ей почему-то казалось, что она отстаивает, ни много ни мало, свое право на жизнь.
Рамон в который раз прочел ее мысли и тяжело вздохнул.
– Почему ты постоянно ощетиниваешься на меня? Разве врач не сказал, что я желаю тебе только добра?
– А как же. Он уверял меня, что мы с тобой действительно являемся законными супругами и должны питать доверие друг к другу. Потом он стал задавать мне вопросы, которые, как я предполагаю, должны были пролить свет на то, что со мной происходит, но я лишь сильнее запуталась. Еще врач посоветовал мне полностью доверять тебе, поскольку ты, мол, действуешь только мне во благо.
– А ты этому не веришь. – Это был не вопрос, а утверждение, поскольку в тоне Синтии звучала злая ирония.
Синтия недобро хмыкнула.
– Разве мне позволено иметь свое мнение? Если у меня не все в порядке с головой, я не могу доверять своим инстинктам!
– И что же подсказывает тебе твой инстинкт? – вполне серьезно осведомился Рамон.
– Он подсказывает мне, что по какой-то причине, известной лишь тебе и врачу, с которым вы спелись, вы оба решили манипулировать мной в своих интересах.
– Что
Благодушный тон Рамона возымел обратный эффект: Синтия еще больше разозлилась. Мало того, что таким тоном впору разговаривать с тяжелобольными, так еще в каждом вопросе содержится – так ей казалось, во всяком случае, – недобрый подтекст.
– Я отвечу, только сначала предлагаю заключить сделку: за каждый свой ответ я получаю ответ от тебя. Идет? – Синтия повернула голову и пристально посмотрела на него.
В ее глазах читался вызов. Ей очень хотелось видеть Рамона воплощением греха – так ей было бы легче держать с ним дистанцию. Но, как назло, Рамон был мужественно красив, и Синтия почувствовала комок в горле. Ее тянуло припасть к его груди и ни о чем не думать. Ей надоела бесконечная борьба, страхи и сомнения, ей хотелось на кого-то опереться, почувствовать себя защищенной. Ведь Синтия не могла довериться даже себе, мучительно решая, как лучше ей поступить, какой путь выбрать.
– Хорошо, – спокойно ответил Рамон. – Спрашивай.
Синтия растерялась. Она не ожидала, что Рамон согласится на ее условия. Синтия судорожно вздохнула, ее била дрожь, а в голове царила сумятица.
– Нет, – выдохнула она после долгой паузы.
– В чем дело? – удивился Рамон. – Ты не желаешь услышать ответ или просто не готова его услышать?
– Я сыта всем этим по горло! – выкрикнула она. – Все это действует мне на нервы! И ты тоже! Пусть я ничего не помню, я не знаю тебя. Но ты кажешься мне сексуальным маньяком, от которого мне следует бежать, иначе ты меня уничтожишь!
Рамон громко, от души рассмеялся.
– Если в этой машине и присутствуют сексуально озабоченные, то это явно не я, – сказал он, отсмеявшись.
– Неправда! – горячо возразила Синтия.
Ее бросило в жар от такой несправедливости. Каков наглец!
Рамон потянулся к Синтии и поцеловал ее. Она вспыхнула как сухой хворост, словно все накопившиеся в ней отрицательные эмоции переплавились в жаркую страсть. Не отдавая себе отчета, что делает, Синтия крепко обхватила руками затылок Рамона, желая продлить этот поцелуй.
Они словно поменялись ролями. Теперь Синтия, постанывая от удовольствия, языком жадно раскрыла губы Рамона и стала ласкать его рот. Когда Рамон наконец отстранился, Синтия быстро пришла в себя и почувствовала, что готова со стыда провалиться сквозь землю. Теперь обоим – и в первую очередь Синтии – было ясно, как в действительности обстоит дело.
Значит, это я сексуально озабоченная, в ужасе твердила себе Синтия. Может быть, именно это старалось скрыть мое больное сознание? Пряча от Рамона глаза, она выпрямилась на сиденье и уставилась прямо перед собой, изо всех сил пытаясь не задохнуться от ненависти к себе.