Седьмое небо

Эйкомб Рини

В этот момент Рамон овладел ею, резко и с силой, но Синтии не было больно. Напротив, она испытала наивысшее наслаждение, которое, как она подозревала, было ей знакомо. Синтия с радостью приняла Рамона в свое лоно, как это бывает после долгой разлуки страстных любовников.

– Рамон! – с нежностью выдохнула она.

И Рамон вознесся на седьмое небо, испытывая сильнейшее наслаждение, граничащее с безумием. Ему казалось, что Бог послал ему последний в жизни шанс испытать неземное наслаждение от близости с любимой женщиной. Синтия стонала при каждом

его движении, и по мере приближения к пику стоны становились громче.

Достигнув апогея, Синтия неожиданно замолчала. Рамон дрожащей рукой отвел влажные спутанные пряди ее волос, чтобы лучше видеть лицо Синтии. Его поразило молчание Синтии именно в этот момент, словно она стремилась полностью вобрать его в себя до последней капли. Рамону даже показалось, что она находится сейчас где-то далеко, в другом измерении.

Теперь и Рамон достиг пика наслаждения. Он прикрыл глаза и замер в надежде удержаться подольше на самом верху. Оба словно отключились на некоторое время и с трудом возвращались к действительности. Обратный путь дался им несравнимо труднее.

Они лежали рядом с закрытыми глазами, приходя в себя. Это было как первое затишье после бури, когда ветер еще не стих окончательно и неизвестно, не принесет ли он с собой новый порыв урагана. Все теперь зависело от них самих – от слова, от жеста, от взгляда. Рамон лег на бок и, положив голову на согнутую в локте руку, стал смотреть на Синтию, водя по ее щеке пальцем другой.

– Все хорошо, дорогая? – хрипло спросил он.

Она молча кивнула и, не в силах смотреть на лежащего рядом мужчину, уставилась в потолок.

– Я узнала твои прикосновения, – мрачно призналась она.

Палец замер на ее щеке, и Синтия добавила не слишком, впрочем, уверенно:

– Я узнала тебя.

– Почему ты сказала это в прошедшем времени? – спросил Рамон после короткого молчания. – Это так важно?

Синтия кивнула и снова закрыла глаза. Из-под длинных ресниц показались слезы.

– Просто… я знаю твое прикосновение, – прошептала она, – и мне показалось, что я узнала тебя… Я очень боюсь, что этим ограничатся мои воспоминания.

Рамону вдруг захотелось заплакать вместе с ней. Он обнял Синтию, поцеловал ее в бровь, потерся щекой об ее волосы.

– Все придет в норму, не волнуйся. – Рамон пытался говорить твердо, хотя на самом деле ни в чем не был уверен. – Доверься мне, дорогая, скоро все наладится, а я постараюсь, чтобы это произошло не так мучительно, обещаю.

– Так, значит, это должно быть все же мучительно?

Рамон вздохнул, решив быть откровенным.

– Да, иначе не получится.

Какой же я идиот, что пошел на эту близость! – мысленно отругал себя он. Уж этого-то никак нельзя было допускать. Ведь я поклялся не прикасаться к Синтии, пока заново не завоюю это право, утерянное двенадцать месяцев назад. И что же? Не прошло и суток, как мы встретились, а я уже увлек ее в постель, дав волю своему желанию.

Молодец, нечего сказать, корил себя Рамон. Когда мы только-только познакомились, я ухаживал

за Синтией целую неделю, прежде чем мы оказались в постели, а теперь не смог и дня выдержать. Нет, это не повторится, пока к Синтии не вернется память!

Рамон чуть не взвыл, когда Синтия отрешенно провела языком по своим мягким полным губам. Желание взметнулось в нем тайфуном, но неимоверным усилием воли Рамон взял себя в руки. Ему все же удалось загнать дикого зверя обратно в клетку, где он оставался в течение всего этого мучительного года.

– Вставай же, – позвал он, поднявшись с кровати, и помог подняться Синтии.

Она ухватилась за руки Рамона и с трудом встала на ноги, пытаясь сохранить равновесие, – Все нормально? – спросил Рамон, когда ее хватка чуть ослабла.

Она пробормотала что-то невразумительное.

Прежде чем выпустить ее руки, Рамон посмотрел на Синтию, желая убедиться, что с ней действительно все в порядке, увидел ее обнаженное тело и тут же отвернулся, чтобы скрыть свое возбуждение.

– Вот и отлично, теперь пойди прими душ и собирай вещи, – отрывисто велел Рамон и стал одеваться, поднимая с пола один предмет своей одежды за другим. – Я хотел бы, чтобы через час мы выехали.

– Это твое окончательное решение? – разочарованно протянула Синтия.

Рамон посмотрел на нее и увидел в ее глазах растерянность и испуг. Синтии определенно не хотелось покидать Гаррисберг, где она чувствовала себя в безопасности. Но Рамону пришлось настоять – у него не было выбора, поскольку в Балтиморе осталось ее прошлое и его будущее, которому, возможно, не суждено сбыться, когда Синтия обретет память.

– Да, – твердо ответил Рамон.

– Балтимор… – прошептала Синтия.

Рамона уязвила беззащитность во взгляде ее прекрасных зеленых глаз. Он со вздохом подошел к Синтии и мягко поцеловал в губы.

– Там наш дом. Мы едем домой.

11

Рамон и Синтия уже больше часа находились в дороге. Они обменивались лишь короткими дежурными фразами и даже не пытались скрывать свою неприязнь за вежливым тоном.

Объявив об отъезде в Балтимор, Рамон снова воздвиг между ними стену отчуждения. Не терпящим возражений тоном он ясно дал понять, что не собирается обсуждать свое решение, в то время как Синтии хотелось оспорить его. И она оспорила бы, если бы, не чувствовала, что у нее нет достаточных аргументов.

Что ж, вполне резонно, что Рамон решил отвезти меня домой, рассудила она. Иначе, зачем ему было приезжать за мной? Возможно, в Балтиморе я найду разгадку своей амнезии. Поскольку я хочу наконец все вспомнить, не стоит противиться этой поездке.

И, тем не менее, Синтию не покидали страх и неясная тревога. В тесном пространстве машины молчание лишь усиливало напряженность, и Рамон начал немного нервничать, время от времени бросая недовольные взгляды на жену.

– Почему у тебя такое выражение лица, будто я тащу тебя на Голгофу? – наконец не выдержал он.