Седьмое небо
Шрифт:
– Но, когда я это сделала, ты все же не искал меня? – хрипло выдавила Синтия, чувствуя, что поиск ответа на этот единственно главный вопрос сулит быть долгим и нелегким и что именно ради этого она находится сейчас здесь.
Рамон одной рукой ухватился за открытую дверцу, у которой стояла Синтия, другую положил на крышу машины и навис над Синтией. Она почувствовала себя так, словно оказалась в ловушке, и стала судорожно хватать ртом воздух, будто выброшенная из воды рыба. Испуганный взгляд молодой женщины метался от растянутых в дьявольской
– Запомни, дорогая, – медленно отчеканил Рамон, – это не я тебя потерял, это ты потеряла свою память.
Словно искра высеклась между ними. В мозгу Синтии стали вдруг зажигаться и гаснуть какие-то картины. Ослепительная вспышка – и на мгновение туманная завеса прошлого приоткрывалась, но, как только Синтия пыталась заглянуть туда, память вновь плотно закутывалась в свои непроницаемые покровы.
От бесплодных усилий сердце Синтии бешено билось, грудь судорожно вздымалась в отчаянной попытке перевести дух. Синтия открыла рот, пытаясь заговорить, но тут же смешалась под горящим взглядом Рамона, глаза которого сверлили ее, призывая признать его правоту.
И он действительно оказался прав! – в панике призналась себе Синтия. Как последняя трусиха я предпочла бежать и лишиться памяти, нежели лицом к лицу встретиться с тем, что меня страшило.
Только теперь, под тяжелым безжалостным взглядом Рамона, Синтия впервые призналась себе в этом. И ей захотелось во что бы то ни стало решить головоломку: из-за чего этот мужчина кажется ей самым дорогим другом и одновременно смертельным врагом.
– Ведь я люблю тебя? – услышала она свой слабый шепот.
Карие глаза Рамона потемнели, и темно-коричневая радужная оболочка почти слилась с черным зрачком.
– Да.
– И я сильно обидела тебя. Ты сам мне намекнул как-то.
Последняя фраза Рамону явно не понравилась – он беспокойно отвел взгляд, потом снова посмотрел Синтии в глаза.
– Было такое, – нехотя признал он. – Но ты ошибаешься, если решила, что я привез тебя сюда ради мести. Это не так, мне не за что тебе мстить, потому что я огорчал тебя намного чаще, чем ты меня.
Значит, наш брак вовсе не был безоблачным, в который раз поняла Синтия. Видимо, мы оба обладали горячим, изменчивым нравом, каждый стремился настоять на своем. Синтия снова посмотрела на дом. Странно, но он больше не пугал и не отталкивал ее. Синтия перевела взгляд на Рамона.
– Я не помню. Но очень хочу вспомнить.
Черты его лица неуловимо изменились – как показалось Синтии, они стали мягче, из них ушло напряжение. Рамон кивнул и убрал руку с дверцы машины.
– Хорошо. Значит, мы на верном пути. Как твое колено? Ты можешь идти сама?
Надо же, как он ловко перевел разговор, с неудовольствием отметила Синтия. Ни слова не говоря, она привычно начала разрабатывать больное колено, прежде чем наступить на эту ногу. Затем, словно по молчаливому уговору,
Как это хорошо звучит – мой дом, наш дом, умиленно подумала Синтия и с легкой озабоченностью спросила:
– Тебе не кажется, что он немного великоват для двоих?
– Он… – Рамон замялся, – долгое время принадлежит нашей семье.
Синтия остановилась и посмотрела на него. Но, поскольку длинные ресницы Рамона были опущены, она не смогла разглядеть выражение его глаз. Зато увидела, как в лукавой усмешке изогнулись губы. Синтия впилась ногтями в руку Рамона и судорожно перевела дыхание.
– К черту все, – процедил Рамон и подхватил ее на руки.
– Что ты делаешь?! – вскрикнула Синтия. Ее сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда он прижал ее к себе. – Почему обращаешься со мной, как с инвалидом?! Я могу идти сама!
– Ты моя жена и я могу делать с тобой что захочу! – последовал грубоватый ответ.
Рамон понес ее к дому. Синтия понимала, что протестовать бесполезно, но все же – больше из желания проявить характер – огрызнулась:
– Неплохо бы сначала спросить у меня!
Взойдя по ступеням, он остановился перед дверью и поцеловал Синтию в губы с такой страстью, словно хотел, чтобы она вспыхнула как факел. Посмотрев на жену, Рамон понял, что достиг цели.
– Вот и хорошо! – удовлетворенно выдохнул он. – Ты можешь не помнить своего имени, но будешь знать отныне, кто ты для меня.
– Что с тобой? – испугалась Синтия. – Отчего ты злишься?
– Ты моя жена! – прохрипел Рамон, словно это снимало все вопросы. – Же-на, – повторил он по слогам, словно впечатывая слово в ее сознание.
Со стороны его можно было принять за молодожена, которому предстоит первая брачная ночь. Только Синтия не была ни невестой, ни невинной девушкой. И грозные интонации Рамона совершенно не пугали, а скорее даже веселили ее.
Рамон переступил порог, и дверь с шумом захлопнулась за ними. Синтия увидела стены, затянутые шелком пастельных тонов, написанные маслом полотна в элегантных багетах, стоящие, должно быть, целое состояние… Правда, Синтия не успела их как следует рассмотреть, как, впрочем, и другие детали интерьера, поскольку Рамон стремительно пронес ее через холл к лестнице.
– Рамон…
– Молчи! Не произноси мое имя, пока я не уложил тебя в постель, – решительно оборвал он.
– Почему? – с любопытством спросила Синтия.
– Потому что ты называешь меня по имени, только когда не отдаешь себе в этом отчета. Мне иногда кажется, что я обретаю физическую оболочку лишь в твоем воображении.
Действительно, подумала Синтия, он становится для меня реальным человеком из плоти и крови, лишь когда я прикасаюсь к нему. В остальное время он для меня как бы нереальная фигура.