Седьмое небо
Шрифт:
Нора направила луч на колеса, потом внутрь салона; все было на месте, даже смятая сигаретная пачка и крошки от печенья, усеивавшие пол. И тем не менее во дворе кто-то побывал — вдоль дорожки тянулись черные следы. А взглянув на дом, Нора увидела нацарапанное на двери гаража большими черными буквами слово «ВЕДЬМА».
Она выключила фонарик и осталась стоять в темноте, вдыхая холодный воздух и слушая негромкий гул шоссе вдалеке. Над головой у нее мерцали Сириус и Большая Медведица. Каждый месяц она с трудом наскребала денег на очередной взнос за дом, а вчера, разрезав пополам зеленые яблоки с Покойничьей горы, поняла, что у нее никогда не получится тесто для пирога. Она могла испечь практически все, что угодно, но песочное тесто не давалось ей ну никак. Коржи рассыпались
Нора вернулась в дом, налила в ведро теплой воды и добавила в нее лизола. Потом распечатала новую упаковку губок и взяла с края раковины резиновые перчатки. Не беда, утешала себя она, это всего лишь уголь.
Не прошло и получаса, как дверь гаража была вымыта. После этой ночи Нора не стала любить свой дом меньше и все так же предлагала Билли пригласить кого-нибудь в гости, но всегда забирала его из школы и старалась остановиться прямо за школьными автобусами, чтобы сыну не приходилось одному переходить улицу.
Мало того что мать забирала его из школы, она еще и нередко тащила его с собой, когда шла с Джеймсом на очередную посудную вечеринку. На Кедровой улице эти вечеринки никогда не проводились. Все соседи, которых Нора приглашала, как один были или слишком заняты, или, как мать Рикки Шапиро, не доверяли пластмассе, или просто не желали иметь с Норой никаких дел. Ей удалось продать несколько наборов пластиковых судков кое-кому из соседских мужчин — они подходили помочь ей, видя, как она сражается с огромными картонными коробками, в которых носила свой товар. Дважды, когда Нора выгружала очередную партию посуды, неподалеку случайно оказывался Джо Хеннесси, который, как выяснилось, был горячим поклонником продукции фирмы «Таппервер».
Нора не сомневалась, что со временем все соседи будут покупать у нее пластиковые судки, но пока что посудные вечеринки проходили в других городках: в Вэлли-Стрим и Флорал-Парк, Ист-Медоу и Левиттауне. Все женщины просили потискать Джеймса — он был прямо-таки как визитная карточка, — а когда они заканчивали им восторгаться, малыш переходил на попечение Билли. Джеймс мог сделать несколько шагов, держась за чью-нибудь руку, и брат обычно выводил его на улицу и гулял с ним по тротуару туда-сюда. Они разглядывали муравьев, которых Джеймс время от времени пытался съесть, обдирали кору с молодых деревьев и воображали себя охотниками, которым нужно развести огонь. Если Билли удавалось стянуть из кармана материного пальто коробок спичек, он в самом деле разжигал маленький костер и они вдвоем смотрели на язычки пламени, пока огонь не угасал.
Порой Билли забывал про Джеймса и уходил вперед, а про маленького братишку вспоминал, лишь когда возвращался обратно к дому, где проходила посудная вечеринка. Тогда он бегом мчался обратно и каждый раз заставал Джеймса в слезах и соплях. Малыш пытался ползком догнать старшего брата, раздирая коленки об асфальт. Билли поднимал его и на руках нес обратно. К тому времени, когда они добирались до цели, Джеймс переставал плакать, но не желал отпускать Билли. Он цеплялся ручонками за шею брата, а если тому все же удавалось поставить малыша наземь, то хватался за штанину. Так они и дожидались Нору на крыльце, прилепившись друг к другу.
Билли думал про Гарри Гудини: про то, как он поклялся стать лучшим из лучших, как он тренировался день и ночь и никогда и никому не раскрывал своих секретов. Чтобы Нора не догадалась, что малыш плакал, Билли утирал Джеймсу мордашку полой его собственной рубашонки, а потом отскребал с его коленок кровь. Когда Нора появлялась на крыльце, настроение у нее всякий раз бывало разным, в зависимости от того,
— Что случилось? — спрашивала она при виде грязных разводов на лице Джеймса, которые не удавалось стереть.
Старший и младший вскидывали на нее глаза, в желтом осеннем свете похожие на тряпичных кукол.
— Ничего, — всякий раз отвечал ей Билли.
— Ладно, — говорила Нора, — тогда поехали отсюда.
Она тащила громоздкие коробки с образцами, так что Билли приходилось брать малыша на руки и нести его к машине, а Джеймс обвивал шею брата ручонками, прижимался щекой к его груди и слушал, как бьется у него сердце.
Хеннесси накупил столько пластиковых судков, что его жена начала выказывать недовольство. Но делать нечего, раз куплено — нужно пользоваться, и она стала упаковывать в эти судки обед, который давала с собой мужу на работу. Натыкаясь на коробочки с салатом из макарон и фаршированными яйцами с паприкой, Джо мгновенно терял аппетит, так что ему приходилось останавливать машину на какой-нибудь тихой улочке и через силу впихивать в себя свой обед. Ни одна встреча с Норой у нее перед домом, когда она выгружала свои судки, не была случайностью. Однажды он заметил, как она садится в машину перед салоном красоты, и ехал за ней до самого дома. В другой раз из своего окна увидел, что она выгружает из «фольксвагена» коробки, и выскочил на улицу в такой спешке, что забыл даже закрыть дверь. Оба раза ему было так неловко, что от смущения он накупил уйму пластиковых судков.
Правда заключалась в том, что он следил за ее домом. Он знал, что ее старший сын почти безвылазно сидит в комнате, потому что там постоянно горел свет, а порой в сумерки Хеннесси видел в окне бледное мальчишеское личико. Он знал, что Нора ложится поздно и что у нее не выделен определенный день для большой стирки, потому что рубашки, блузки и детские комбинезончики появлялись на веревке на заднем дворе без какой-либо четкой закономерности. Он знал, что каждую субботу без четверти девять она отправляется в салон красоты, а возвращается обычно к половине третьего. С тех пор как она въехала в этот дом, в него ни разу не ступала нога мужчины — мужа, бывшего мужа, сердечного друга, отца или дяди. Он пытался убедить себя, что просто наблюдателен и привык подмечать мелочи, что она одинокая женщина и потому его профессиональный и соседский долг приглядывать за домом. Но в этом случае он сделал бы что-нибудь, когда в ночь накануне Дня всех святых увидел у нее во дворе четверых мальчишек, а он не вмешался, хотя узнал среди них своего собственного сына. Когда по загривку у него забегали мурашки, он подошел к окну и смотрел, как безобразники в темноте крались к ее дому. И долго еще после того, как Стиви пробрался обратно в свою комнату через окно и Нора оттерла угольную надпись с двери своего гаража, Хеннесси смотрел на ее дом.
Ему казалось, что невозможно думать о ней так часто, как он. Он думал о ней до одури, до тошноты, он даже есть не мог ничего, кроме стариковской еды — желудок принимал только творог, белый хлеб, карамельный пудинг и рис.
В первую субботу ноября, когда Джо наткнулся в хозяйственном магазине на Джима Вайнмана и Сэма Ромеро, он был занят тем, что отчаянно пытался не думать о Норе. В этом магазинчике он нередко сталкивался с приятелями, бродя между рядами полок в поисках жидкости для зажигалок или цепи на колеса своего автомобиля. Сегодня Хеннесси пришел за новой пилой: Эллен давно просила его сделать полки над стиральной и сушильной машинами.
— Что, полки собрался делать? — спросил Джим Вайнман.
Хеннесси подумал, что Вайнман был в курсе, чем он будет заниматься на выходных, еще до того, как он сам это узнал. Эллен рассказала Линн, а Линн — Джиму, и теперь он покупал пилу, чтобы сделать то, чего все они от него ожидали. Они немного постояли в отделе запчастей, обсуждая, какое боковое зеркало лучше взять Сэму для своего «студебекера», и все, как по команде, умолкли, когда мимо них прошла Нора Силк с набором отверток. Под мышкой она несла пилу, в точности такую же, как та, что выбрал Хеннесси.