Седьмое небо
Шрифт:
Во сне он расстегнул на Норе одежду, и его не заботило, что жена спит в той же комнате. Он подставил ладони под груди Норы, в то время как Эллен поплотнее закуталась в свое одеяло. Дети мирно посапывали, а на полу в подвале лежали доски, дожидаясь, когда их распилят на полки. Кожа у нее была такая горячая, что обжигала пальцы. Он слышал, как тикает на тумбочке у кровати будильник и гудит отопительный котел в подвале. Его ладонь пустилась в путешествие по ее животу, скользнула между ног. Она застонала, и он свободной ладонью прикрыл ей рот, чтобы не проснулась Эллен. Но как она могла не слышать их? Как могла не видеть губы Хеннесси на коже Норы? Нет, он не мог сейчас об этом тревожиться, не мог даже думать. Он переместился и вошел в нее, и ему стало вообще не до
Он отправился в ванную и умылся, возвращаться обратно в постель было страшно. Одевшись, Джо сделал себе чашку растворимого кофе, но пить не смог и вместо этого заглянул к детям, потом вернулся в спальню, взял из тумбочки пистолет и отправился к машине.
Когда он добрался до кондитерской Луи, еще не рассвело. Почтальон разносил утренние газеты.
— Ого, — удивился Луи, когда Хеннесси вошел в его лавку с кипой газет, — А ты ранняя пташка.
Хеннесси уселся за стойку бара и заказал чашку натурального кофе. Он думал о тех троих, что спали в его доме. Он понятия не имел, что вообще чувствует к жене и детям. Не помнил, какую песенку Эллен напевала, когда он вернулся из хозяйственного магазина, какое оправдание сочинил Стиви утром Дня всех святых, когда его спросили, почему окно открыто настежь и отчего, если он улегся спать сразу же после ванны, пальцы у него черны от угля.
До начала дежурства оставалось еще несколько часов, а домой идти Хеннесси не мог, поэтому уселся в машину и принялся медленно объезжать улицы. Листья уже опали, и деревья тянули к голубому небу темные руки-ветви. Черный кот бросился ему наперерез через Харвейское шоссе, и Хеннесси задумался, стоит ли считать это за дурной знак. На всякий случай он свернул налево, не доезжая того места, где кот выскочил на проезжую часть. Он никуда не спешил и без четверти шесть очутился на краю городка, а там заглушил двигатель и оставил машину напротив того дома, куда его вызвали на ту первую бытовую ссору. Джо еще был как во сне, потому что в здравом уме никогда бы сюда не приехал. Язык у него распух, во рту стоял кисловатый привкус, а в загривок словно воткнули сотню булавок разом. С выключенной печкой машина стремительно выстывала, но Хеннесси не двигался с места. Сначала разъехались на работу мужчины из близлежащих домов, потом потянулись в школу ребятишки. К восьми тридцати из дома, за которым он наблюдал, так никто и не вышел. Тогда он выбрался из машины и перешел улицу.
Все тело у него затекло от долгого сидения в одной и той же позе. Поднявшись на крыльцо, Джо постучал в дверь, но никто не открыл, и он сбежал по ступеням обратно. Потом подошел к окну гостиной и заглянул внутрь. Но еще до того, как он протер в грязном стекле глазок и приник к нему, его охватила уверенность, что в доме никого нет.
На соседнем участке на лужайку вышла женщина.
— Вы агент по недвижимости? — спросила она с подозрением.
Хеннесси выпрямился и двинулся к ней через кусты.
— Я друг семьи, — сказал он.
— Правда? — хмыкнула женщина. — Так вот, они здесь больше не живут. Переехали в Нью- Джерси.
— Это все объясняет.
— Три недели назад.
Хеннесси поблагодарил соседку и через лужайку двинулся к машине. Он уже опаздывал на работу, поэтому включил зажигание, развернулся и поехал к Харвейскому шоссе. Но прежде чем включить рацию, он завернул в аптеку и купил большой флакон пептобисмола. Открутив крышку, он сделал солидный глоток, потом открыл бардачок и сунул туда флакон. Он просто немного опоздал, вот и все. От этой мысли ему почему-то стало так тошно, что захотелось нажать на газ и умчаться куда глаза глядят.
4 ВОР
Все вокруг покрывал тонкий слой наледи. На первый взгляд незаметная, она только и поджидала, пока какой-нибудь неосторожный прохожий ступит на проезжую часть. Двери машин примерзали и не желали открываться, ветви на деревьях трескались и падали наземь, светофоры так обледенели, что
Но ни наледь, ни необычные для этих краев морозы не мешали Джеки Маккарти каждую пятницу намывать свою «шеви» и дважды в месяц, по субботам, натирать ее воском. Он надевал черные хлопчатобумажные перчатки с обрезанными пятыми, в которых удобнее было держать ватные палочки, — при помощи их он счищал грязь с блестящих хромированных дисков. Другими инструментами ему служили автомобильный воск, тепло собственного дыхания и мягкое посудное полотенце, стащенное из кухонного ящика матери. Все это позволяло добиться идеального блеска, так что в заднее крыло можно было смотреться как в зеркало. Он всегда оставлял ключ в зажигании, опускал стекло и включал радио. За работой пел «Oh baby» или «Sweet Little Sixteen» и, когда краешком глаза перехватывал в боковом зеркале свое отражение, начинал принимать разнообразные позы, как на сцене. Да, думал он про себя, самое то!
Джеки казался себе везунчиком и вообще крутым парнем. Теперь деньжата у него не переводились практически никогда. Они с Питом и Домиником Амано увели из гаража Святош очередную машину, новехонький, купленный всего две недели назад «кадиллак» мистера Шапиро. Перед тем как отогнать его на бульвар Квинс, где двоюродный брат Пита расплатился с ними чистоганом, они поехали кататься на Джонс-Бич, прямо по снегу, который еще не успели убрать с шоссе, и это была едва ли не лучшая поездка за всю жизнь Джеки. Да, утром настала расплата, потому что это ему пришлось стоять рядом с отцом и переминаться с ноги на ногу на морозе, когда Святой открыл гараж и увидел, что «кадиллака» и след простыл. Джеки полагал, что в состоянии предугадать его реакцию, и в каком-то смысле даже предвкушал, как Святой взорвется. Когда тот вставил ключ в замочную скважину, Джеки набрал полную грудь воздуха. «Ну, все, — сказал он себе. — Сейчас старик наконец психанет, разорется, может, даже врежет мне». Но как только дверь отъехала в сторону, Святой просто замер и остался стоять столбом, а потом привалился к промерзшей кирпичной стене, будто получив удар под дых.
— Что случилось, батя? — спросил Джеки.
Он собирался вести себя как можно более непринужденно, но голос у него дрогнул. Показалось, что его отца сейчас хватит инфаркт.
Святой опустился на пол гаража, прямо посреди масляных пятен, луж бензина и прочей грязи, от которой им так и не удавалось избавиться, несмотря на ежедневное мытье.
— Вставай, бать, — сказал Джеки.
Когда он опустился рядом с отцом на корточки и попытался его поднять, тот повис на нем мешком. Джеки довел отца до конторы и усадил на железный стул. Больше всего сейчас ему хотелось закурить, но он ни разу не курил в присутствии Святого и определенно не собирался начинать делать это сейчас. Перед тем как вызвать полицию, Святой позвонил на работу Филу Шапиро, и Джеки с болью в сердце слушал, как отец извиняется и покорно молчит, пока бывший владелец «кадиллака» на том конце провода костерит его на чем свет стоит. Когда выносить это стало совсем выше его сил, он наклонился и грохнул по рычагам, оборвав разговор. Отец в замешательстве вскинул на него глаза.
— Вовсе не обязательно выслушивать все то дерьмо, которое он собрался на тебя вылить, — заявил Джеки, — Пусть орет на кого-нибудь другого.
— Это я виноват, — возразил Святой.
— Батя, — возмутился Джеки, — Машину украли.
— Давно надо было установить сигнализацию, — произнес Святой, эхом повторив последние слова Шапиро.
— Послушай, — оборвал его Джеки, — У жидка есть страховка. Купит себе новый «кадиллак».