Седьмое небо

Хоффман Элис

— Никакого серого! Носите лиловый, — внушала она бесцветного вида домохозяйке, впервые с незапамятных времен решившей разориться на маникюр.

В день рождения Джеймса она вышла из салона с чаевыми в конверте, засунутом в карман черного полупальто. К рукавам и подошвам прилипли срезанные волосы. Едва очутившись на достаточном расстоянии от салона, она вытащила из «ракушки» шпильки и затрясла головой, потом погрузила пальцы в распущенные волосы, растрепала их и бросилась в супермаркет. Там она быстро отыскала все, что ей было нужно для домашнего

праздника и, минуя очередь, подошла к кассе.

— Вы не обслужите меня поскорее? — спросила она кассиршу, смазливую блондинку по имени Кэти Корриган, которая так удивилась просьбе Норы, что начала пробивать ее покупки, несмотря на возмущенную очередь, растянувшуюся до корзин с фруктами.

— У моего малыша сегодня день рождения, — объявила Нора во всеуслышание и продемонстрировала пакет полосатых бело-синих свечей. — Вы сделали доброе дело, — сказала она кассирше, складывая в пакет четыре упаковки печенья.

Выйдя из супермаркета, Нора прыгнула в «фольксваген» и помчалась домой. Она любила возвращаться сюда, ей нравилось увязать каблуками в траве, пересекая лужайку, нравилось слушать, как шуршит под ногами палая листва на крыльце, и сразу распахивать незапертую дверь. Рикки Шапиро слушала Элвиса, и хотя пластинка была заезженная и скрипела, Нора прибавила громкость, проходя мимо. Она повесила пальто в шкаф и в очередной раз восхитилась им. Джеймс в кухне на полу играл в кубики. Рикки за столом красила ногти розовым лаком и вслух подпевала Элвису.

— А вот и новорожденный! — воскликнула Нора. Она подхватила Джеймса и крепко его поцеловала. — Как они себя вели? — спросила она у Рикки.

— Хорошо, — ответила та, — Если не считать того, что Билли так и не показался из своей комнаты.

В этом не было ничего нового, так что Нора спустила Джеймса на пол и, пока малыш цеплялся за ее ногу, распаковала печенье и разложила на блюде.

— Не тот цвет, — бросила она через плечо Рикки.

— Розовый — мой цвет, — снисходительно ответила девчонка.

— Ладно, — пожала плечами Нора, — Пожалуйста. Можешь и дальше так думать, если хочешь.

— Розовый обалденно мне идет. — Рикки принялась дуть на ногти, чтобы скорее сохли.

Нора тем временем вытащила кошелек и отсчитала шесть долларов.

— Красный, — Она подошла к двери кухни. — Билли! Мы празднуем день рождения Джеймса!

— Вы смеетесь, — сказала девушка, — Мама никогда в жизни не позволит мне носить красное. С моими-то волосами!

— Твой цвет — красный, — пожала плечами Нора. — Хочешь верь, хочешь нет. Кстати, зря ты так укладываешь волосы. Лучше вымой их и пусть высохнут сами.

— Чтобы они завились мелким бесом?! — язвительно осведомилась Рикки, — Ну уж нет.

— Ладно, — пожала плечами Нора. Она втыкала свечи в печенье. — Как знаешь. Если хочешь выглядеть как все, вместо того чтобы подчеркнуть свою индивидуальность, дело твое. Джеймс ел?

— Угу, — отозвалась девушка.

Ногти у нее уже достаточно подсохли, чтобы можно было надевать

пальто. Она бросила флакончик с розовым лаком в сумочку, но на ногтях лак почему-то смотрелся бледнее, чем она ожидала. Вот из-за этого Рикки терпеть не могла сидеть с детьми Норы Силк: вечно она уходила, чувствуя себя дура дурой. Она и сама не знала, почему каждый раз возвращалась: не так уж ей были нужны эти деньги. Малыш — просто лапочка, зато Билли мог свести с ума кого угодно. То он желал играть в «Монополию» по три часа кряду, то отказывался даже говорить с ней — сидел у себя в комнате, завернувшись в затрапезное старое одеяло, жевал соленые крендельки с чипсами, и вид у него при этом был настолько безумный, что Рикки не осмеливалась заговорить с ним первой. Иногда ей казалось, что она слышит через дверь, как он скрипит зубами.

Все это было нужно ей как собаке пятая нога. У нее всегда было все, чего она хотела, и, откровенно говоря, временами из-за этого она чувствовала себя ужасно. У нее даже появилась привычка раздавать свои вещи, и особенно часто она отдавала их своей лучшей подруге, Джоан Кампо, которая по субботам и воскресеньям подрабатывала в закусочной у своего отца. Сейчас она подумала, что отдаст Джоан свой новый свитер из нежно-розовой ангорской шерсти; возможно, Нора права и ей больше подходит алая или малиновая гамма.

Если жизнь Рикки что-то и омрачало, это было то обстоятельство, что ее отец зарабатывал больше, чем отцы ее подруг. Он заказал себе новенький «кадиллак эльдорадо» и всегда приносил домой вещи из «Абрахама и Страуса», он даже подумывал пристроить Рикки на следующее лето на работу в отдел одежды для девушек, тогда она сможет покупать себе шмотки с десятипроцентной скидкой. Иногда, в особенности в обществе Джоан, Рикки начинало казаться несправедливым, что с ее семьей случаются всякие хорошие вещи. Она уже четыре раза успела побывать во Флориде. Она знала, как заказать в номер еду и напитки и как приподнять край юбки, чтобы из-под него показался кринолин, по ее опыту, мальчишки были от этого без ума. Все сходились во мнении, что ее брат — самая светлая голова в школе и лучший бейсболист в недолгой истории их городка. А ведь соседи еще не знали, что их мать, Глория, говорит по-французски настолько хорошо, что в состоянии заказать обед в любом приличном ресторане, и всегда носит нейлоновые чулки, даже когда пылесосит.

И все же Рикки продолжала сидеть с детьми Норы Силк, хотя у Норы не было ничего такого, что Рикки считала подобающим иметь женщине в ее возрасте — то есть мужа и приличного дома. Ни один из домиков округи по меркам Рикки на приличные не тянул, в ее понимании таковым являлся двухэтажный дом с камином и бассейном. Сама она намеревалась к возрасту Норы обзавестись не только мужем и домом в Сидерхерсте или Грейт-Неке, но и двумя маленькими дочками, которых она в своих мечтах видела одетыми в одинаковые розовые платьица, хотя красные шляпки с сапожками тоже с ходу отметать не стоило.