Седьмой авианосец
Шрифт:
Когда адмирал заговорил, Россу стало ясно, что тот думал примерно таким вот образом.
— Знаете ли вы историю о сорока семи самураях, капитан?
Росс уставился на старого моряка с немалым удивлением. Он ожидал, что речь пойдет о Хирате, о радарах, о русских, но не о старинных преданиях. Он стал смутно припоминать эту историю:
— Старинный миф о мести, адмирал? — спросил он не в силах скрыть удивления. Впрочем, удивляли его и собственные эмоции. Сейчас он не испытывал ни ненависти к врагу, ни гнева. Снова любопытство заслоняло все остальное. Вокруг старого адмирала возникла загадочная аура, он не только внушал страх, но еще и завораживал. Реальность стала первой жертвой этой странной силы, исходившей от Фудзиты. Эта сила превращала
Старик являл собой связующее звено. Мостик в то прошлое, к которому принадлежал и сам Росс. Тогда он был еще молодым и сильным, а молодость и силу особенно уважают те, кто оказался на пороге старости. Росс в этом смысле не был исключением. Ему не терпелось поскорее перейти этот мост, оставив на этой стороне ненависть, страх и даже чувство реальности. Однако, покидая эту каюту, Росс всякий раз испытывал прилив прежних чувств. Он снова загорался желанием уничтожить «Йонагу», если, конечно, предоставится хотя бы малейшая возможность. Но в этой каюте он не мог и помыслить о том, чтобы нанести удар. И адмирал чувствовал это, читал его мысли. Чем еще можно было объяснить отсутствие охраны, связистов? Он знал, что адмиралу нужен собеседник. Но желания выговориться было недостаточно. Нет! Росс понимал, что адмирал Фудзита не боится его, капитана Теда Росса. Американец подозревал, что адмирал вообще никого и ничего не боится.
— Это не миф, — продолжал тем временем Фудзита. — Это быль.
— Прошу прощения, адмирал, — перебил старика Росс, в голове у которого вдруг внезапно все прояснилось. — Мой матрос Эдмундсон… Он заболел.
— Знаю, — адмирал нетерпеливо похлопал по телефону. — Сейчас его осматривает наш врач.
— Ему нужен транквилизатор. Временное помешательство.
Адмирал откинулся на спинку кресла и сказал:
— Капитан, мы не в состоянии давать такие лекарства даже нашим собственным больным. Все подобные препараты, которые у нас остались, мы вынуждены сохранять для раненных при выполнении боевого задания. Матрос Эдмундсон будет пока оставаться в своей каюте. Если понадобится, то его привяжут к койке. То же самое я приказал бы сделать с любым членом нашего экипажа. — В голосе адмирала чувствовались искренность, понимание ситуации.
Росс прикусил губу, затем сказал:
— Тогда я прошу, чтобы меня вернули к нему как можно скорее.
— Мы не дикари, капитан. Я распорядился, чтобы к нему приставили санитара. Если ему станет хуже, то его переведут в лазарет. Поверьте, за ним сейчас ухаживают гораздо лучше, чем если бы этим занялись вы.
Росс нетерпеливо махнул рукой.
— Но я его капитан! Я прошу иметь возможность посещать своего матроса, если он окажется в лазарете.
— Разумеется. Если мы сочтем эту меру необходимой и вы будете под надежной охраной. Но за этим мы проследим. — Тут на лице адмирала появилась легкая улыбка. — Я знаю, что вы человек чести и потому постараетесь вырваться на свободу при первой возможности. Чтобы нанести удар по тем, кто вас ее лишил. — Старик провел тонким скрюченным пальцем по столу. — Мы с вами знаем, что авианосцы — самые уязвимые из всех боевых кораблей.
Россу показалось, что железные холодные пальцы стиснули ему горло. От адмирала ничего нельзя было скрыть.
— Я бы уничтожил ваш корабль, если бы смог, — сказал он совершенно спокойным тоном.
Адмирал снова улыбнулся и кивнул:
— Поистине слова самурая. — Затем он положил руки на стол, подался вперед и сказал: — Вернемся к истории о сорока семи самураях. — Росс откинулся на спинку стула, и Фудзита спросил: — Вы представляете себе, что такое ронин, капитан?
— Самурай без хозяина.
— Да. А сегун?
— Военный правитель. Сегуны правили Японией до прошлого столетия, лишь формально подчиняясь императору.
— В
— У каждого свой взгляд на историю, адмирал.
— Это случилось в тысяча семьсот первом году, — продолжал Фудзита, — в эпоху сегуната Токугава. Всеми уважаемый самурай князь Асано из западной провинции Ако был приглашен к императорскому двору в Эдо, ныне Токио. Там во дворце его оскорбил негодяй по имени Кира. Тогда князь Асано выхватил из ножен меч и ударил обидчика, ранив его в плечо. Лишь тогда их смогли разнять. — Адмирал убрал руки со стола, откинулся на спинку стула. Он явно устал, но глаза его горели. — Известно ли вам, какое наказание полагается тому, кто осмелится обнажить свой меч во дворце императора?
— Надо полагать, смерть, — равнодушно ответил Росс. — У вас, кажется, это самое ходовое наказание.
— Капитан, — отозвался Фудзита. — Я предупреждал вас насчет иронии.
Порох Росс стиснул зубы. Ответил, отчеканивая каждое слово:
— Прошу прощения, адмирал. Пожалуйста, продолжайте.
— Итак, князь Асано тотчас же совершил харакири, и его владения были конфискованы. Кира остался жив и процветал. — Адмирал сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, затем продолжал: — Обратите внимание на то, что когда чьи-либо земли конфисковывались, самураи прежнего владельца автоматически становились ренинами. — Росс кивнул. — Сорок семь самураев-ронинов притворились бродягами. Около года они вели разгульный образ жизни в публичных домах и кабаках, но на самом деле они ждали своего часа, чтобы отомстить.
— Джон Уэйн [29] поступал таким же образом раз сто, адмирал, — брякнул Росс.
Джон Уэйн? Никогда не слышал о таком! — удивленно произнес адмирал.
— Извините, адмирал. Собственно, он не представлял собой ничего особенного. Народный псевдогерой.
— По крайней мере, капитан, эти сорок семь ронинов были не псевдогероями, а настоящими храбрецами. Прошел ровно год со дня смерти Асано, и в тот же день того же месяца, когда его на стало, самураи нанесли удар. Они ворвались в поместье Киры, подавили сопротивление его охраны и наконец отыскали самого хозяина, который спрятался в дровяном сарае.
29
Американский киноактер (1907–1979), прославился ролями в которых сыграл «настоящих мужчин» и «стопроцентных американцев»; пользовался особой популярностью у военных, в том числе у морских пехотинцев, «зеленых беретов» и прочих «спецназовцев».
— Да, да, — перебил адмирала Росс. — Теперь я все вспомнил. Но даже если бы и не вспомнил, то все равно мог бы рассказать вам, чем все кончилось. У истории типично японская развязка. Кира был разрублен на куски, а сорок семь самураев совершили харакири.
Старик посмотрел на Росса прищурившись.
— А какой была бы развязка по-американски?
— Я надеюсь, понимание и прощение…
— В том виде, в каком вы простили Перл-Харбор?
Росс понял, что его ловко загнали в западню. Но ему и раньше приходилось выбираться из таких волчьих ям. — Не согласен. Ваше сравнение неудачно. Налет на Перл-Харбор был ничем не спровоцированным актом…
— Прошу вас, капитан, не будем углубляться в полемические дебри. Зачем тратить время на версии истории, в которые мы не верим? Позвольте мне договорить. — Росс кивнул, хотя внутри у него все бурлило и клокотало. Фудзита продолжал: — Вы горячо осуждали наши намерения выполнить боевой приказ…
— Разумеется.
— Вы не можете понять наши принципы. Вы предлагаете немыслимое. Капитуляция японских военных! Разве вам не понятно, что вы лишь укрепили нашу решимость сражаться.
— Нет?! Но при чем тут я?!