Седьмой авианосец
Шрифт:
— За что? За что? — закричал Деннис Бэнкс. Он почувствовал, что по его щекам катятся слезы. Подавшись вперед, он стал биться головой о приборную доску.
…Уханье вертолетных винтов прекратилось, но рев самолетных двигателей и взрывы продолжались. И еще сделалось жарко, так жарко, что чернота стала куда-то отходить. Это заставило энсина Джеффри Фоулджера встать на четвереньки и помотать головой. Ухватившись за трап, он встал на ноги, понимая, что все это не кошмарный сон, а самая настоящая реальность.
Все вокруг было в огне и в дыму. Солнце скрылось в черном
Фоулджер услышал крики:
— Всем покинуть корабль через правый борт.
Затем он увидел моторные шлюпки. Десятки моторок приближались к линкору со стороны Базы подлодок и заправочной станции. Мимо Фоулджера пробежали несколько моряков, они направлялись к корме. Вскоре они скрылись за кормовой орудийной башней, но один в закопченной порванной форме остановился. Это был старшина первой статьи Дональд Уилкокс. Он подошел к энсину, взял его за руку.
— Вы ранены, мистер Фоулджер? — спросил он, глядя на голову энсина.
Фоулджер дотронулся до головы рукой. Пальцы коснулись чего-то липкого. Отдернул руку. Увидел на ней кровь.
— Пойдемте, сэр. У правого борта шлюпки.
— Нас потопили, Уилкокс…
— Мы почти на дне. Получили десяток торпед и три бомбы. Главное, нет крена. Система защиты сработала.
— Боже, Боже! — пробормотал Фоулджер, потом помотал головой, удостоверился, что она вполне соображает, и оттолкнул руку старшины. — Спасибо, Уилкокс. Я могу идти сам.
Они дошли до башни, стали ее обходить. И тут Фоулджер услышал страшный вой. К ним приближался какой-то самолет. Он поднял голову. Прямо на него стремительно мчался белый моноплан, оставляя за собой огненный хвост. Он напоминал метеор.
— Живее! — крикнул Фоулджер и толкнул старшину. Тот ринулся к правому борту.
Фоулджер бросился к корме, потом выхватил из кобуры пистолет, поднял его над головой двумя руками, нацелив на метеор.
— Ну давай, сволочь, — крикнул он с искаженным отчаянием и злобой лицом. — Давай, сволочь, попробуй! Это же «Большой Джей»! Самый могучий в мире корабль!
Он захохотал и стал стрелять. Он продолжал стрелять и хохотать, когда самолет врезался в корабль. Последовал взрыв, вся корма вспыхнула к небу взлетел огненный шар, а затем уже повалил густой черный дым.
Второй самолет еще немного покружил над линкором, а потом удалился в юго-восточном направлении.
Когда в одиннадцать сорок коммандер Белл получил первое сообщение о случившемся, вокруг разразился бедлам. В тринадцать тридцать к Беллу приехал контр-адмирал Марк Аллен. Они оба сидели и просматривали донесения, не веря своим глазам, а в комнату входили подчиненные Белла и приносили новые сообщения. Вскоре на его столе уже высилась внушительная стопка бумаг.
— Брент был прав, Брент был прав, — повторял то и дело Белл. — Я погиб. Я погиб…
— Погибли сотни наших парней в Перл-Харборе, —
Белл прикусил губу, потом раздраженно буркнул:
— Почему командующий Тихоокеанским флотом медлит? — Он помахал бумажкой. — Даже здесь, в этом совершенно секретном документе говорится, что «Тарава» и «Нью-Джерси» потоплены неопознанными воздушными средствами. Неопознанными!
— У них ушел битый час, чтобы заставить себя поверить в то, что они увидели, — презрительно фыркнул Аллен. — А теперь они копаются в обломках самолетов, чтобы окончательно убедить себя в том, что по Перлу нанесли удар японские самолеты. В общем, повторяется сорок первый год.
В кабинет вошел Брент Росс, размахивая новым сообщением.
— АВАКС обнаружил большой корабль примерно в трехстах тридцати милях севернее Оаху. Он движется на запад с большой скоростью. ВВС поднимают в воздух восемь машин В—52 с базы в Марче.
— Господи! — воскликнул Аллен. — Это же пять-шесть часов лету. А что насчет Оаху?
— Там не осталось ничего, — сказал Крейг Белл похоронным тоном. Затем он обратился к Бренту Россу. — Я… я не знаю даже, как выразить свои извинения. — Он с досадой махнул рукой. Брент Росс никак не отреагировал на его слова.
— Как насчет подлодок? — спросил Аллен.
— Одна из наших атомных субмарин движется в сторону неопознанного… короче, японского авианосца с юго-востока, от Бонинов, — сказал Брент Росс. — На ее борту есть и «Гарпуны», и «Томагавки».
— А что русские? — осведомился Аллен, барабаня пальцами по столу.
— Московское радио выразилось весьма нечленораздельно насчет того, что империалисты пожинают то, что посеяли, — сказал Росс.
Белл наконец взял себя в руки и подал голос.
— А что они, собственно, потеряли? Один самолет и небольшой китобоец! — Он фыркнул и добавил: — Они, небось, готовы присвоить японцам звание Героев Советского Союза за этот налет.
— А как реагирует Япония? — продолжал Аллен.
Брент покачал головой и сказал:
— Японское радио вообще молчит с двенадцати часов по нашему времени.
— Странно, — отозвался адмирал, прищуриваясь.
Открылась дверь. В кабинет вошел мрачный кэптен Эвери Мейсон. У него были мешки под глазами. Он молча уселся на стул. В его налитых кровью глазах чувствовался вызов. Он переводил взгляд с Марка Аллена на Брента и обратно. Наконец он процедил:
— Ну что, получили ваш авианосец? — в его голосе была только злость и оскорбленное тщеславие.
Брент широко раскрыл глаза не веря своим ушам. Он сердито заговорил:
— Потоплено два корабля, погибли сотни людей, а вы… вы… — Он сделал шаг вперед в сторону кэптена. Марк Аллен встал с места.
— Брент, спокойно.
— Сядьте, Брент, — сказал Белл, показывая на пустой стул. — Сядьте. Нам надо все это спокойно обсудить.
Кипя от ярости, Брент Росс сел на стул и обратился к Эвери:
— Вы рассматриваете эту утреннюю атаку как личное оскорбление, кэптен? Она задела ваше самолюбие? Нанесла удар по вашему профессиональному достоинству?