Седьмой прыжок с кульбитом

Сербский

А эта неуёмная особа вдруг рванула не куда-нибудь, а в Советский Союз. Вот зачем светиться? Поступок трудно назвать профессиональным, однако инициативниками особенно не поруководишь.

Вслух коротко бросил:

— Нет у нее понятия о дисциплине, даром что немка. Да и приказывать мы ей не можем.

— Мы вообще ничего не можем, — согласился Пельше. — Работает добровольно, по идейным соображениям. Хоть и не коммунистка. Кажется, она вообще ни в какой партии не состоит. А терять такой кадр не хочется, сведения дает ценные…

—

Насколько понимаю, товарищи из штази готовят эвакуацию Гюнтера Гийома и его жены. Возможно, еще двух человек придется выводить. Сама Мария фон Вагнер вне подозрений — связь не поддерживает ни с нами, ни с Восточным Берлином. Вознаграждения не получает.

Пельше сверкнул очками:

— Постойте, а как же товарищ Иванов, представитель министерства культуры, с которым она вступила в романтические отношения? Разве это не ваш человек?

— Подполковник Иванов выполняет мой приказ: не препятствовать, — пожал плечами генерал. — Вербовочные подходы запрещены, его инкогнито не раскрыто. Легкая культурная интрижка. Ну и пригляд, само собой.

— А может это любовь? — отставив стакан тонкого стекла в мельхиоровом подстаканнике, Пельше еле заметно улыбнулся.

На щеках играл румянец, а глаза за стеклами очков блестели хитринкой. Ивашутин даже позавидовал такой бодрости человека, который черти когда делал революцию. А еще воевал в Гражданскую, и видел Ленина не только в Мавзолее.

— Если это любовь, тогда надо заслать Иванова куда подальше, в какой-нибудь Занзибар, — буркнул генерал. — От греха подальше.

— Русские народные танцы среди аборигенов продвигать? — хмыкнул Пельше. — Не спешите, для этого найдем кого попроще.

— Но офицер КГБ не может жениться на германской баронессе! — воскликнул Ивашутин. — Им только волю дай! Дурной пример заразителен, знаете ли.

— Ну почему же, — прищурился Пельше. — Помнится, нарком иностранных дел Максим Литвинов был женат на буржуйке, подданной британской короны. И ничего, никто не помер от ужаса.

Генерал осторожно возразил:

— Литвинов — это другое. Соратник Ленина, старинный приятель Сталина. Завсегдатай салонов английской богемы, непонятные деньги… Мутный тип, мутная семейка и вся эта история мутная.

— У меня другое мнение, — далее полемизировать на тему, табуированную даже для своих, Пельше не стал. — Вдова Литвинова, Айви Лоу, подала документы на выезд.

— Я в курсе, — кивнул председатель.

Ничего удивительного, такие вопросы мимо госбезопасности не проходят, как и мимо партийного контроля.

Пельше сухо бросил:

— Прошу не препятствовать.

— Но…

— Без комментариев, — надавил Пельше, многозначительно обрывая вопросы. — Понятно выражаюсь?

Генерал понимающе кивнул:

— Так точно.

— А где его внук, Павел Литвинов?

— В ссылке, — без запинки ответил Ивашутин. — Работает электриком в Читинской области. Продолжает бузить.

— Так-так, — посмурнел Пельше, — этого отправить

первым же рейсом.

Генерал виновато развел руками:

— Арвид Янович, пассажиры первых трех самолетов уже назначены. Как вы и велели: журналисты, сионисты и прочие писатели.

— Да, эти блогеры нам нахрен тут не нужны, — непонятно отозвался Пельше. — Мыслители современности, господи прости! Развелось, понимаешь, идиотов, говорящих правильные слова… Пусть оттуда повопят о кровавом режиме, обивая пороги хедхантеров. Посмотрим, как быстро о них забудут.

Ивашутин запнулся, только зыркнул удивленно. Затем продолжил:

— Дело в том, что ведомость сформирована из расчета трех рейсов, и всеми инстанциями утверждена. Вылет — сразу после выхода постановления Политбюро.

— Жаль. Значит этого — в следующей партии, четвертым рейсом, — решил Пельше. — А что там с каналами движения нелегальной литературы и денег?

— В Москве и Ленинграде каналы взяты под контроль.

— А контакты?

— Все контакты иностранных дипломатов зафиксированы, тайники и «камни связи» выявлены, и так же плотно контролируются. Чтобы раскрутить всю цепочку, требуется еще немного времени.

— Хорошо, работайте. Время пока терпит, — покладисто согласился Пельше. — Хотя время не любит, когда его убивают.

Ивашутин намек понял:

— Максимум две недели, Арвид Янович.

— Добро. Но возвратимся к нашей немке. Насколько я понял из доклада своих помощников, она хочет заполучить к себе в Германию ростовский оркестр студентов?

— Да, очень настойчиво хочет, — сморщился генерал. — Прилетает в Москву уже третий раз, и начинает бегать по инстанциям: министерство образования, министерство культуры, отдел пропаганды ЦК. Достала… В смысле, — быстро поправился он, — мои сотрудники утомлены ее энергией.

— А в чем проблема?

— Внешне все выглядело стандартно, в рамках договоренностей: у нас побывала немецкая делегация, теперь готовится ответный выезд. В заявку включен студенческий оркестр «Надежда», ростовский обком сделал это с самого начала. Тут вопросов нет.

— И где же вопросы?

— Все упирается в культурную программу визита. По ней предусмотрены совместные концерты немецких и советских студентов, с записью на радио и телевидении. Как дирижер оркестра, Мария фон Вагнер настаивает на предварительных репетициях. Уши всем прожужжала!

— Репетиции — это разумно. Это даже нужно, чтобы потом не обделаться перед публикой, — Пельше по-прежнему не видел, где здесь сложности. — И что?

— Бюрократия. Если делать, как она требует, то образуется отдельный выезд группы наших студентов в капиталистическую страну, причем раньше остальной делегации. Ломается график, требуется согласование на многих уровнях. Дело усложняется тем, что министр культуры Фурцева категорически против. Даже разговаривать не хочет. Вы же знаете: если раз сказала «нет», значит отрезала.