Седьмой Совершенный
Шрифт:
В день его вступления в должность вазира в Багдаде подскочили цены на бумагу, так как всякому, кто приходил поздравить, он распорядился выдавать свиток мансуровской бумаги.
К тому же он был умен. Правда, ум его был особенного рода. От него не было пользы государству, но ал-Фурат так ловко управлял запутанным финансовым хозяйством, что никто не мог понять, как в данный момент обстоят дела. Он сумел внушить многим мысль о своей незаменимости. Абу-л-Хасан помнил слова Фурата, когда тот еще был министром: «Для правления лучше, когда дела идут с ошибками, чем когда они правильны, но стоят на месте». В ту пору
Нынешнюю свою должность ал-Фурат получил, сменив брата. Абу-л-Хасан же получил свое место при содействии вазира Ал-Аббаса ибн ал Абу-л-Хасана, погибшего при дворцовом перевороте 296 года. С тех пор диван тайной службы формально был в ведении Али ибн Иса. По всему выходило, что ал-Фурат хочет прибрать к рукам тайную службу и поставить туда своего человека.
Придя к такому выводу, Абу-л-Хасан отправился домой. Был поздний вечер, и служащие его ведомства изнывали на своих местах. Никто не мог уйти с работы раньше начальника. Это был порядок, который Абу-л-Хасан ввел с самого начала.
Шеф тайной службы жил в квартале знати Баб ал-Маратиб. У него был двухэтажный дом с внутренним двориком и садом.
Имран подошел к незнакомцу, тронул его за плечо и сказал:
— Братец, подавальщик говорит, что якобы ты требуешь, чтобы я заплатил за твою еду и питье. Так ли это?
— А почему бы тебе ни заплатить за меня, — не оборачиваясь, сказал незнакомец, — кажется, задолжал ты мне предостаточно.
Услышав ответ, Имран сказал подавальщику: «Принеси вина» — и сел за стол напротив новоявленного кредитора, который в этот момент добывал мясо из бараньих ребер.
— Приятного аппетита, — вежливо сказал Имран.
Кредитор кивнул.
— Как здоровье, как идет торговля? — продолжал Имран.
Кредитор положил кость, вытер рот и сказал:
— Как ты думаешь, может идти торговля у человека, который покупает рабов, а потом отпускает их на волю?
— Я не просил вас, вы сами так поступили.
Ахмад Башир похлопал Имрана по руке.
— Ну, ну парень, я вовсе не попрекаю тебя. Ты спросил, я ответил. А ты что же, не доехал домой, решил в Багдад податься?
Имран покачал головой.
— Из дома мне пришлось бежать, — сказал он, — Убайдаллах прислал ко мне убийц.
— Почему ты думаешь, что это сделал именно он? — спросил Ахмад Башир.
Имран достал из одежды какой-то предмет и, оглянувшись по сторонам, вложил в ладонь Ахмад Баширу.
— Это я нашел у убийц.
Ахмад Башир тоже невольно оглянулся. Затем раскрыл ладонь и увидел кружок из белой глины, печать, на которой была вырезана надпись. Сдвинув брови, Ахмад Башир прочитал: «Мухаммад ибн Исмаил, имам, вали». [106]
106
«Друг Аллаха, махди».
— И что это значит? — возвращая печать, спросил
— Это пароль, по нему исмаилиты узнают друг друга. Такая же печать была у Абу Абдаллаха, да упокоит господь его душу.
Подошел кравчий и наполнил вином чаши. Ахмад Башир поднял свою и сказал:
— Рад тебя видеть живым и здоровым.
— Я тоже, — ответил Имран.
Выпили. Имран положил в рот кусочек хлеба, а Ахмад Башир вновь взялся за свою кость.
— Что-то плохое случилось с вами? — спросил Имран.
Ахмад Башир оторвался от бараньей кости, внимательно оглядел ее и, не найдя ничего съедобного, положил ее на стол. Вытер рот и сказал:
— Я разорен. Компаньон обманул меня. У него не оказалось достаточной суммы с собой, и он выдал мне долговую расписку, а когда я пришел к банкиру, оказалось, что она не обеспечена. Вот так.
— Ах, как это нехорошо, — покачал головой Имран.
— Куда уж хуже. Это удивительно, всякий раз, когда я отпускаю тебя на свободу, на меня сваливается какая-нибудь напасть. Наверное, мне противопоказано творить добро.
Имран сказал:
— Добро не может быть противопоказано.
— Может, — уверенно заявил Ахмад Башир. — Если в мире существует свет и тьма, вода и огонь, небо и земля; значит, в противовес добру имеет право на существование и зло. А значит, кто-то должен нести зло, во всяком случае, не делать добра.
Имран пожал плечами, взялся за кувшин с вином и стал разливать. Ахмад Башир, следя за этой приятной взгляду процедурой, сказал:
— Что ты собираешься делать?
— Выпить, — коротко ответил Имран.
— Прекрасный ответ, — рассмеялся Ахмад Башир, — ответ достойный мудреца. Но я имел в виду, что ты собираешься делать вообще, как жить дальше?
— Не знаю, — замотал головой Имран.
— А где ты остановился?
— Нигде, я сегодня прибыл. А вы?
— Надо же, выходит, мы одновременно прибыли. В Багдаде есть караван-сарай, в котором я собираюсь остановиться. Мне там должны, кое-что. Хочешь, пойдем вместе?
— Пойдем, — обрадовался приглашению Имран, одиночество в незнакомом городе угнетало его.
— Только допьем вино.
— Непременно допьем.
Имран расплатился, допили вино, поднялись и вышли из кабачка. Толькотолько наступила ночь, темнота, опустившаяся на Багдад, была еще прозрачной. Они, не торопясь, пошли по набережной, слушая всплески воды. Мимо проплывали речные суда и прогулочные лодки, на которых светились огоньки, откуда раздавалась музыка, и слышались песни.
— Живут же люди, — одобрительно сказал Ахмат Башир, — умеют веселиться.
Из лодки с крытым верхом, проплывающей мимо, донеслись слова: «Не желают ли господа, прокатиться?»
— А что там у вас? — с готовностью отозвался Ахмад Башир.
— Все что пожелаете — яства и напитки, гурии из райского сада.
— Пойдем, прокатимся, — предложил Ахмад Башир.
— Наверное, это дорого, — замялся Имран, — денег у меня мало.
— Я угощаю, — сказал Ахмад Башир. — Эй ты, причаливай, — закричал он.
Кормчий подвел лодку ближе, матрос спустил трап и помог нашим героям перебраться на палубу. В каюте полы были устланы коврами. Посредине стояла миловидная женщина лет тридцати и с улыбкой вопрошала: «Чего желают господа — вина с чтением стихов и пением песен или ласки наших прекрасных девушек?»