Седьмой выстрел
Шрифт:
— Пожалуйста, побыстрее, — напомнил он нам, посмотрев на часы и нервно озираясь кругом, словно в поисках соглядатаев.
— Вопрос только один, доктор Фаррадей, — сказал Холмс. — Как вы объясните, что семь ран на телах мистера Филлипса и мистера Голдсборо были сделаны шестизарядным револьвером?
— Ах, вот вы о чём, — промолвил Фаррадей. Он глубоко вздохнул и, кажется, немного расслабился. — Спросите в полиции. Не у меня. Тип оружия больницу не волнует.
— Мы уже спрашивали в полиции, доктор. Нам не сказали ничего нового.
— Знаете, мистер Холмс, это случилось год назад. Я уже смутно помню. Вроде бы Филлипса привезли сюда вечером в день убийства, а
— Конечно, доктор, но после его смерти, при вскрытии тела, вы обнаружили пять или шесть входных отверстий от пуль?
Доктор Фаррадей заглянул в свои записи. Нашёл соответствующее место и стал зачитывать:
Одна пуля вошла в грудную клетку справа, между первым и вторым рёбрами, пробив правое лёгкое и выйдя из спины под левым плечом. Производящие вскрытие враги сочли, что эта рана была наиболее серьёзна. Вторая пуля вошла в брюшную полость справа и вышла из левого бока, чуть не задев кишечник. Третья пуля прошла через левое бедро. Четвёртая и пятая пули прошли через верхнюю часть правого бедра. Пятая застряла в бедре, откуда позже была извлечена, это единственная пуля, которая не прошла навылет. Шестая пуля прошла сквозь левое предплечье между локтем и запястьем. Шесть пуль, двенадцать отверстий.
— Но ведь должно быть только одиннадцать, — напомнил ему Холмс, — если одна пуля застряла в теле.
— Хм, — протянул Фаррадей. Он мельком взглянул на лист бумаги, который держал перед собой. — Вы правы, конечно. Я раньше не замечал этого расхождения. Ну так что же? Это не поможет установить тип револьвера.
— Верно, — ответил Холмс, — но это поможет поднять вопрос о достоверности медицинского отчёта.
— Какая разница, мистер Холмс? — куда более кротко поинтересовался доктор Фаррадей. — Шесть выстрелов. Семь выстрелов. Одиннадцать отверстий или двенадцать. Человека уже не вернёшь. И убийцу не накажешь. А теперь, вы меня извините.
И с этими словами он заспешил прочь, свернув направо на первом же углу, чтобы скрыться с наших глаз.
— Любопытно, Уотсон, — заметил Холмс, когда мы остались вдвоём посередине больничного коридора. — «Шесть выстрелов. Семь выстрелов».
— Так же сказал и детектив Райан, а, Холмс?
— Именно, дружище. — Он задумчиво усмехнулся. — Полное совпадение. Но идёмте. Мы должны вернуться в отель и собрать вещи к ночному поезду в Вашингтон.
Когда мы вышли из больницы Бельвью, хмурый день клонился к закату. Роллинз доставил нас в «Уолдорф», где мы с Холмсом уложили в два маленьких саквояжа всё необходимое для короткой поездки в столицу, а затем вновь вышли к шофёру, который отвёз нас на вокзал Пенсильвания.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Сенат
Настоящий «неконтролируемый класс» — это «приличные люди» со связями, а также связанные с ними правительственные чиновники; они нарушают законы; они проталкивают и приводят в исполнение несправедливое законодательство; они злоупотребляют доверием и терпением народа; они помыкают правосудием.
— Ну, Уотсон, и что вы думаете о Юнион-Стейшн? — спросил меня Холмс, когда мы выходили из главного вестибюля этого вокзала. — Ему всего пять лет.
Наш поезд только что прибыл в Вашингтон, и, несмотря на
Откинувшись на спинку одной из многочисленных деревянных скамеек, я разглядывал огромный главный зал, в котором мы теперь находились.
— Он просто громадный, — с отсутствием всякой изобретательности ответил я, чувствуя себя карликом под величественными сводами кессонного потолка, наполненного воздухом и светом.
Вдоль стен просторного помещения шёл широкий выступ, что-то вроде небольшой антресоли, на которую на высоте человеческого роста было водружено около полусотни каменных центурионов, мужественно замерших по стойке «смирно» и загородившихся своими массивными щитами.
— Напоминает что-то древнеримское, — добавил я, надеясь реабилитировать свою наблюдательность.
— Превосходно, Уотсон! Несмотря на увлечение Новым Светом, ваше чувство истории осталось неизменным. Арка Константина. Помпейские мотивы. Неукротимые легионеры. В самом деле, говорят, прообразом этого здания послужили римские термы Каракаллы.
Впрочем, Холмс не дал мне времени насладиться своими познаниями в архитектуре.
— Вперёд, мой друг. Мы должны встретиться с Бевериджем.
Мы с Холмсом вышли на улицу. Было хмурое влажное утро. Пройдя под гигантскими статуями Прометея и Талоса, Цереры и Архимеда, Свободы и Воображения, которые высились над тремя арочными порталами, мы стали пробираться сквозь толпу на Массачусетс-авеню, стараясь не поскользнуться на панели.
— Округ Колумбия [39] , Уотсон, — сказал Холмс, размахивая своей эбеновой тростью, словно пейзажист, работающий над огромным полотном. — Столица Америки, спроектированная французом [40] . Город парадоксов — как и сама страна.
39
Округ Колумбия— самостоятельная территория, не входящая ни в один из штатов, границы которой совпадают с границами Вашингтона.
40
План застройки центра Вашингтона разработал американский архитектор французского происхождения Пьер-Шарль Ланфан (1754–1825).
Энергия Холмса, казалось, неисчерпаема. Бессонная ночь в поезде утомила бы любого человека в его возрасте, как она утомила меня, но не Шерлока Холмса! Он, как заправский чичероне, указал на обелиск, видневшийся вдали, по правую руку от нас (это был монумент Вашингтона), затем на располагавшееся ближе огромное белое здание с колоннами, напомнившее мне величавые, невозмутимые сооружения лондонской Уайтхолл. Холмс был так бодр, что моя сонливость тоже стала проходить, и вскоре я ощутил прилив любопытства, вызванного пребыванием в одном из мировых центров. Разумеется, юной столице недоставало грандиозности и величия Лондона, сердца Британской империи, но этот развивающийся мегаполис — эффектное олицетворение демократического идеала — словно был готов возвестить о приходе новой могучей силы, которая, как сам город, должна подняться во весь рост и вступить в борьбу за место на мировой сцене.