Седой Кавказ
Шрифт:
Этот день, еще один день, во все возрастающем напряжении, подходил к концу, когда усталый, грязный, со странным запахом, но очень довольный – объявился Лорса.
– Я тебе ведь запретил в дом заносить оружие, – еле сдерживая гнев, встретил его старший брат.
– Дайте поесть, – крикнул Лорса женщинам и, скидывая верхнюю одежду. – Ты представляешь, министр обороны, петух. Я его в свой барак даже не впускал. Ныне важный, мне шепчет: «Лорса молчи, пожалей, ну чего в жизни не бывает, я что хочешь сделаю… А там, на таможне, тоже козел, мой ефрейтор, в погонах полковника сидит и даже мной захотел командовать, говорит, государственная граница, всякую чушь несет, а сам
На нары упал небрежно брошенный, туго перевязанный пресс, с обсаленными купюрами разного достоинства.
– Это за что? – сух голос старшего Самбиева.
– За дело, – не дожидаясь, пока подогреется еда, Лорса жадно вцепился в хлеб.
– За какое дело? – еще суровее глас старшего.
Лорса аж поперхнулся, с трудом проглотил, настроение его испортилось.
– Я тебя спрашиваю – за какое дело?
– Арзо, перестань, – придвинулась мать.
– Уйди, – прошипел он, лоб нахмурился, весь напрягся, как перед прыжком. – Я тебя спрашиваю – какое дело? Молчишь? Так запомни раз и навсегда, наши родители, ладонью сгребая пот со лба, хоть и впроголодь, но честным трудом вскормили нас и людьми сделали… Я не позволю, чтоб в нашу фамилию кто-нибудь пальцем тыкал, проклинал. Самбиевы на тебе не кончатся, и не тебе нашу фамилию опошлять… Ты о нашем буке подумал?
– Так что я сделал? Ныне все так…
– Кто все? Покажи, кто в этом селе, кроме тебя, с оружием ходит? Разве что выродки наших доярок, ты с этих яс хIумш* пример берешь, нас с ними в один ряд поставить хочешь, если не нас, то детей наших, вскормив их хьарам ахчъ*… нет… С голоду помру, но этого не допущу.
– Я с голоду помирать не собираюсь.
– Но в этот дом ты больше такие деньги не принесешь.
С этими словами Арзо печными щипцами открыл настежь жаровню, так, что от пламени еще краснее стало его обозленное лицо, теми же щипцами, как заразу, взял пачку и с силой, без тени сомнения, закинул в глубь огня.
– Не смей… Ты знаешь, как я их заработал?
– Знаю. Применяя оружие и кулаки. Нам такой хлеб и имя не нужны. И в конце концов, к нам во двор тебя ногами вперед принесут… Ведь автомат у всех стреляет, и ты не железный, а наша фамилия опозорится.
– Ты дурак, Арзо, ты ненормальный! Ты знаешь, сколько было денег?!
– Замолчи! Я больше об этом говорить не желаю, и в этом доме перечить мне никому не позволю. Я за всех в ответе! Я старший!
– Ну и отвечай, идиот, а мной командовать ты не будешь!
– Стой, Лорса, – кинулась было вслед младшему сыну мать.
– Назад! – окликнул ее Арзо.
В это время выскочила Полла.
– А ты куда? – еще грубее голос старшего, но дверь захлопнулась.
С веранды по лестнице Лорса проворно взобрался на чердак, загремел металлом у вытяжной трубы. Тем же путем поднялась Полла,
– Слушай, Хаз КIант, – тверд голос невестки, – а если твой младший сын, повзрослев, не будет слушать старшего, каково тебе будет? И нам всем, Самбиевым? А сын Арзо Висита, тогда вовсе будет плевать на твоих сыновей.
– Пойми, Полла, – даже в полумраке видно, как зло горят глаза Лорсы. – Ведь у нас ни копейки нет, мы ведь нищие. Это так, чтобы перебиться.
– Хаз КIант, мы не нищие; в чести, в спокойствии живем, и он в корне прав.
– Полла, ты пойми меня…
– Хаз КIант, – перебила деверя невестка, улыбаясь, теплой рукой схватила его, – твоя жена и я столько блюд приготовили. – Загибая пальцы, как бы играя, она стала перечислять самые примитивные национальные блюда чеченской деревни, от яичницы с курдюком и творожной массы в сметане, до кукурузной лепешки с луком и орехами в меде.
– Так я столько блюд и не съем, – рассиял Лорса.
– А говоришь, что мы бедные… Бросай железки, пошли в дом, твоя мать и дети тебя ждут.
– Полла, ты просто золото! Как я счастлив, что ты у нас есть!
Под руку, улыбаясь, поддразнивая толчками друг друга, они весело пошли по веранде к двери. У самого входа Полла вдруг остановилась, будучи чуточку выше Лорсы, она, как дети перешептываются, склонилась к уху деверя.
– Хаз КIант, – печален стал ее голос, лицо озадачено, – мы с твоим братом в Грозный уезжаем. Как ты думаешь, можно мне пойти работать?
– Что значит «можно»? Ты обязана! Зачем училась? Да и нужны нам добрые, толковые врачи.
– Может, ты скажешь ему, а то он бубнит, мол, мужчина семью кормить должен, а жена должна дома сидеть… Так я бы сидела, – тут ее голос сорвался, – д-да н-не с кем, – она всхлипнула.
– Не волнуйся, не переживай, все будет нормально, – погладил Лорса ее руку.
– Как не переживать, если Нана уже намекает, – и совсем тихо, будто для себя, – и он… чувствую… не тот…
Встреча друзей была буйной, ненасытной. Рассвет застал их за откупориванием очередной бутылки. Дмитрий в тот день на работу не пошел, вновь общались до полуночи, вылечиваясь крепким чаем. Перед сном Дмитрий угрюмо бросил:
– Завтра меня этот подонок снова мучить будет.
– Кто такой? – удивился Самбиев.
– Ты представляешь, до сих пор нас курировал инспектор милиции Селиверстов – дрянь конченная, так он все ко мне приставал, я от него бутылкой с получки отделывался, а сейчас он бежал, какой-то Бакриев на его месте, бородатый черт. Мне кажется, он и по-чеченски говорить не умеет; так этот наглее прежнего, а я что получаю?
– Что, красные ушли – зеленые пришли? – пошутил Арзо, – не волнуйся, мы к нему Лорсу пошлем, пусть с ним пообщается.
Через несколько дней Дмитрий восторгался.
– Слушай, Арзо, твой Лорса – маг. Бакриев прибежал, чуть ли не ноги целовал, говорит, мы, оказывается, родственники. – И в тот же вечер: – Арзо, у Вики брат выезжает, мебель на таможне не пропускают…
Самбиев не дал договорить другу, с важностью:
– Это тоже в ведении Лорсы.
Так потихоньку Арзо загружал «пустячными» делами младшего брата. Поначалу Лорса молчал, ворчал, что это не его уровень, но постепенно смирился, ибо старший Самбиев целенаправленно, увеличивая день за днем нагрузку, заставлял его бегать по разным не понятным инстанциям, адресам, населенным пунктам, вступая в специфический людской контакт.