Седой Кавказ
Шрифт:
– Малодой целавек, извэните, – русская речь на японский манер.
Рядом стоял вчерашний японец: он был вровень сидящему Арзо.
– Еще рас, простите. Это ты предлагала вчера зайца скурка?
Арзо ответил легким кивком.
– А образ етц?
Два японца поднялись в номер Арзо, болтая по-своему, долго осматривали, даже нюхали выдубленные шкурки. К этому времени подоспели земляк Арзо и местный студент. Впятером поехали на товарный склад железной дороги.
Вновь выборочный осмотр, и начались торги. Самбиев торговаться не любит, да и не умеет, он знает приемлемую для
В гостиничном номере Арзо приходят к взаимоприемлемой цене, и тут возникает новый вопрос – о форме оплаты. Студент настаивает на форме расчета наличными и только в долларах. Самбиев доллары никогда в глаза не видел, хоть и знает, что это твердая валюта, тем не менее в Вязовке нужны рубли. Однако партнеры Арзо неумолимо требуют наличный расчет, чего не приемлют японцы.
Неуступчивость студента в форме оплаты настораживает Арзо.
– Слушай, студент, – резок голос Самбиева, – какое твое дело, как я рассчитаюсь с хозяйством? Ты свою долю, как посредника, выяснил? Вот ее и получишь в долларах, а сейчас проваливай, остальное не твое дело.
На следующий день из филиала Приморского Внешэкономбанка уходит платеж в Вязовку, выполняются все положенные процедуры по официальному оформлению акта купли-продажи. Прибыль от сделки – три новенькие пачки по десять тысяч долларов – доставлены японцами в номер Арзо. Самбиев получает двадцать тысяч, студент и Усамов, как посредники, по пять.
Решено вечером обмыть сделку в ресторане, а пока троица партнеров расходится. У Усамова еще какие-то дела во Владивостоке, он остается. Самбиев направился в кассы аэрофлота, за две цены достал билет на завтра до Свердловска.
Вернувшемуся в номер Самбиеву показалось, что кто-то здесь был, и не горничная: вещи неаккуратно положены, сумка не закрыта, что он непременно делает. Деньги и документы при нем, а остальное – плевать; и тут стук в дверь.
– Кто там? – встрепенулся подозрительный Самбиев.
– Милиция, откройте.
Арзо только сделал второй оборот ключа, как мощный удар по двери откинул его назад; он успел ударить и от тупой, тяжелой боли потерял сознание…
– Арзо, Арзо, – приводил его в чувство Усамов, – как ты? Хоть кого помнишь?
Хватаясь за голову, стоная, пострадавший с помощью земляка еле-еле встал, лег на кровать:
– Паспорт не унесли? – выдавил он.
– Нет. За базар во Владивостоке я отвечаю. Это студент Сможешь закрыть дверь? Никому не открывай.
После ухода Усамова Самбиев еще немного отлежался, потом поплелся в ванную, в зеркале – иссиня-фиолетовая шишка на лбу.
В кармане пиджака на прежнем месте паспорт, билет и даже все рубли, вот только двадцати тысяч долларов – нет.
Уже когда окончательно стемнело, вернулся Усамов и с ним еще трое чеченцев. Обнимаясь на чеченский манер с земляками, Арзо у всех троих за поясом почувствовал оружие.
– Вот,
Самбиев взял еще слипшиеся от новизны деньги, догадался, что это доля Усамова и студента.
– Мне и половины этого достаточно, – слабо улыбнулся Арзо.
– Нет, не достаточно. За порядок здесь я в ответе, – тверд голос Усамова, – все восстановим. А сейчас, пошли покушаем в ресторан.
Когда входили группой в ресторан, Арзо услышал перешептывание швейцаров:
– Чеченская мафия!
– Ну, сегодня вновь потолок продырявят.
– Лишь бы не буянили.
– Зато бабки какие получим.
За ужином все вели себя степенно, никто спиртного не пил, и Самбиев чувствовал по напряженности лиц, что у земляков впереди еще нерешенные дела.
Поздно ночью, расставаясь в номере, старший из чеченцев крепко сжал кисть Арзо:
– Теперь можешь дверь и не закрывать. Знали б мы раньше, никто бы в этом городе и не посмел. Ничего, ночь темна и длинна, до твоего рейса что-либо выясним.
Наутро, в роскошном «Мерседесе» Самбиева привезли в аэропорт. Один из сопровождающих сам зарегистрировал его билет, и тот же лимузин доставил его прямо к трапу. Когда самолет набрал высоту, Арзо заперся в туалете; в его кармане было две пачки долларов по десять тысяч, одна с почерневшими купюрами. «Еще не достали, – подумал он. – Однако они достанут… любого… Мафия – барт…»
Томительно, нудно тянулись дни Самбиева Арзо в Вязовке. Каждое утро и вечер он ходил в банк, там же встречал встревоженного Тыкву: деньги упорно не поступали. Первоначальный восторг председателя от суммы в платежном поручении и огромной взятки в рублях от перевода пяти тысяч долларов сменился косым взглядом, насупленностью. Уже пошел по селу слушок, что надо бы с помощью милиции задержать чеченца, ибо деньги вряд ли поступят, а он сбежит в мятежную республику, и весь доход, надежда сельчан – коту под хвост.
Сам Самбиев не меньше, если не гораздо больше, переживает за задержку платежа, с каждым днем все больше и больше овладевают тяжелые мысли, что японцы его тоже «кинули». Он уже пару раз собирался звонить во Владивосток землякам, однако на переговорном пункте он попадал под мощный, непрекращающийся пресс жены Ансара Нины: ее горе от разлуки с мужем, отцом ребенка, так велико, что Самбиев забывал о своих меркантильных интересах и ждал передышки, чтобы прервать печальный монолог и ретироваться.
Женщин Арзо избегает: не до них, да и семейным стал, а тут случайно заметил повзрослевшую поросль – вчерашнюю выпускницу школы, как он сам отметил, чудо-Зиночку.
Только парой фраз перекинулся вольно шатающийся по центру села Самбиев с молодой девчонкой, только раз ее ножками, затаив дыхание, полюбовался, а председатель Тыква при очередной встрече у банка попрекнул его, и тон так груб, будто Арзо уже вовсе не «вождь» и «спаситель», а растлитель юных душ, развратник. В тот же час, от злости так и не войдя в банк, он встретил участкового, ныне вконец спившегося старшину.