Сегодня и вчера
Шрифт:
— Наверно, к тебе? — указал Василию на вошедшего Баранов, и они направились к воротам вместе.
— Мне бы Василия Петровича. Это вы? — обратился вошедший к Баранову.
— Нет, это я. Здравствуйте! — Василий подал руку.
— Очень приятно. Здравствуйте. Моя фамилия Сметанин. Я новый председатель «Красных зорь». Знаете, наверно, — в пяти верстах от вас…
— Знаю.
— Я вас тоже знаю, Василий Петрович, по газетам, хотя и работал с вами на Большом металлургическом… А видывать вас не видывал. Потому что вы в цехе, а я — на подсобном
— Нет, что вы! Зачем же мне проверять?
Василий не мог понять, для чего это все ему знать и что нужно от него Сметанину. Но коли тот пришел, значит, есть дело. Поэтому Василий предложил:
— Садитесь и рассказывайте…
Сметанин, Василий и Баранов уселись на скамеечку в тени, около ворот.
— Даже не знаю, как начать, чтобы политичнее и короче, — заговорил Сметанин, разглаживая усы и разглядывая Баранова. — Вы друг или сродственник?
— Друг, — ответил Баранов.
— Тогда лады. В партии состоите?
— Состою, — чуть улыбаясь, снова ответил Баранов.
— Тогда давайте в открытую, без подходов и без обид. Хотя обиды и могут быть, но мы их, можно сказать, превозмогем.
Такой подход «без подходов» заинтересовал Баранова и обеспокоил Василия.
— Что случилось? Выкладывайте, товарищ Сметанин, — попросил он.
— Это уж обязательно, только дайте все-таки объяснить, что и к чему, для разбега и для ясности. А когда ясность будет, мы порешим все миром и без огласки. Курить разрешается?
— Само собой… Мы же на улице.
Сметанин стал свертывать цигарку.
— Не из бедности, не подумайте. Привык курить самокрутные. А дело было так… Наш бывший председатель, Семен Явлев, сначала охаял меня якобы за клевету, а потом выжил из колхоза как бригадира по скоту начисто. А теперь, перед Пленумом, все увидели, что с моей стороны все это была правильная борьба против очковтирательства. Вызвали куда надо и рекомендовали председателем… А Явлева — наоборот. И было за что.
— За что же его «наоборот»? — поинтересовался Варанов.
— За обманные, главным, образом, обязательства и надувательства. Обязательства год от году все выше и выше, а выполнение было год от году наоборот. Совсем до ручки колхоз довел. Но не буду задерживаться на этом. Партия о таких свое слово скажет, и думаю, что мое письмо тоже, даром не пройдет.
— Вы писали в ЦК? — опросил Баранов, которому Сметанин явно нравился и своим открытым взглядом и прямотой суждений.
— А как же? У меня, слава тебе, можно сказать, семиклассная грамота. С запятыми только нелады. Так дочь же есть, все изложил первому лично. И от его главного помощника получил персональный ответ: дескать, просил благодарить вас, Иван Сергеевич, рассказанное вами будет учтено… Только я не за этим к вам, а насчет вашей белой свиньи.
— Свиньи? — переспросил Василий Петрович. — Тогда вам лучше разговаривать с Серафимой
Сметанин удержал Василия за руку:
— Не надо. С нею у нас мирных переговоров не получится, а наоборот. Все может кончиться прокурором и следователем, а у меня покос и строительство. Некогда.
— Что же вы хотите от меня? — спросил, недоумевая, Василий Петрович.
— Свинью, Василий Петрович. Белую свиноматку двух лет и трех месяцев. За наличный расчет.
— А как же, понимаете, так? — растерялся Василий. — Во-первых, я не торгую свиньями, а во-вторых, понимаете, если бы и торговал, так зачем я должен…
— По закону, Василий Петрович. По принадлежности. Свинья наша, колхозная, — сказал Сметанин, опустив глаза, похлопывая кнутовищем по голенищу сапога. — И ее надо возвернуть…
Василий Петрович пожал плечами, посмотрел на Баранова, не зная, как дальше вести себя.
— Товарищ Сметанин… Я отлично помню, что эта свинья куплена Серафимой Григорьевной небольшим поросенком…
— Именно, — подтвердил Сметанин, — поросенком. Но как? По какому праву и у кого? Вот в чем вопрос, Василий Петрович… А куплена была эта валютная и призовая свинка у нашего подлеца председателя. И не она одна, а три и один боровок этого же призового, валютного племени. А получили мы их по централизованному распределению и для завода белого стада.
— Я ни у кого ничего не покупал не по закону…
— Я знаю. Но голова-то всему тут вы. Вы и в ответе за всех ваших, можно сказать, свиней… Нет на вас тени. А наоборот. Я веду мирные переговоры. Этой матке нет цены. И отступиться от нее я не могу. Уж если меня на председательское место посадили, так не для одного на нем сидения, а для наверстывания упущенного. Таких свиней в нашей округе три да один боров. Двух я уже доставил обратно. Тоже сначала их законные хозяева то да се… Особенно лесник, который, свою свинку персонально выменял у нашего бывшего председателя на беспородного белого поросенка с большой придачей. И я ему объяснил, чем это все может кончиться. И он понял. А вам мне что объяснять? Вы сами понимаете, что отчуждение свиньи из социалистической собственности в частную собственность в районной газете может выглядеть, как не так… А зачем вам нервничать, когда у вас и без того гнили достаточно? — Сметанин указал кнутом на груду досок, пораженных грибком.
Слушать Сметанина далее было для Василия оскорбительно. Тем более что он действительно не имел никакого касательства к покупке белого поросенка. Поэтому была приглашена Серафима Григорьевна.
— Это новый председатель колхоза «Красные зори», — сказал Василий. — Он требует белую свинью как незаконно купленную вами…
— Это еще что?.. Как же так незаконно, когда у меня свидетели? Когда я за нее, вот за такухонькую, тысячу двести отдала? — стала защищаться Серафима Григорьевна, взвизгивая, притопывая и сверкая левым глазом, который выглядел теперь совсем стеклянным, искусственным.