Сёгун
Шрифт:
– Пять делений вправо! – отдал приказ Родригес, как раз вовремя. Он не хотел, чтобы в него снова летели зажигательные стрелы; на палубе было слишком много пороха. – Ну, ты, сутенер, – пробормотал он, обращаясь к ветру, – давай дуй в мои паруса и вытащи нас отсюда ко всем чертям.
Блэксорн снова повернул на пять градусов вправо, чтобы удержаться в таком положении относительно фрегата, и два корабля неслись бок о бок, правый борт галеры почти касался веслами фрегата, весла левого борта почти опрокидывали рыбацкие лодки. Теперь капитан все понял, понял и старший над гребцами, и сами гребцы. Они
– Еще левее!
– Я остерегаюсь это делать, адмирал. Торанага не дурак и все видит, а там впереди риф!
Феррьера видел струи около последних рыбацких лодок. «Мадонна, загони его туда!»
– Два деления влево!
Фрегат снова повернул, и Блэксорн сделал то же самое. Оба корабля направились на скопление рыбацких лодок. Блэксорн тоже видел камни. Потонула еще одна лодка, на галеру обрушился еще один залп стрел. Он держал курс как мог дольше, потом закричал:
– Пять градусов вправо! – чтобы предупредить Родригеса, и повернул штурвал.
Родригес провел маневр и отошел в сторону. Но на этот раз он держал курс на сближение, что не входило в их план.
Блэксорн должен был мгновенно выбрать между бурунами и фрегатом. Он мысленно поблагодарил гребцов, которые все еще оставались у своих весел, команду и всех, кто был на борту, кто благодаря своей дисциплинированности дал ему право выбора. И он выбрал.
Он взял еще правее, вытащил пистолет и прицелился:
– Дай дорогу, ей-богу! – крикнул он и спустил курок. Пуля взвизгнула на юте как раз между адмиралом и Родригесом. Когда адмирал шарахнулся от пули, Родригес поморщился:
– Ты, англичанин, сын безмозглой проститутки! Тебе повезло, и это был удачный выстрел, или ты целился, чтобы убить?
Он увидел второй пистолета руке у Блэксорна, и смотрящего на него Торанагу. Он не обратил внимания на Торанагу, как на не имеющего сейчас значения.
«Благословенная Матерь Божья, что же мне делать? Придерживаться плана или изменить его? Не лучше ли убить этого англичанина? Для общего блага? Скажи мне, да или нет? Ответь себе, Родригес, ради своей вечной души! Или ты не мужчина? Тогда слушай: за этим англичанином пойдут другие еретики, как вши, независимо от того, убить его или не убить. Я обязан ему жизнью, и я клялся, что во мне нет крови убийцы – я не убью кормчего».
– Право руля! – приказал он и дал дорогу галере.
– Мой господин спрашивает, почему вы чуть не протаранили его галеру?
– Это была только игра, сеньора, игра, в которую играют кормчие. Проверить нервы друг друга.
– А зачем стрелял кормчий?
– Тоже игра – проверить мои нервы. Скалы были слишком близко, и, может быть, я толкал англичанина на них. Мы друзья, правда?
– Мой господин говорит,
– Пожалуйста, принесите ему мои извинения. Важно лишь то, что он теперь в безопасности и галера тоже, и я этому очень рад. Пронто.
– Вы придумали это бегство, эту хитрость, вместе с Анджин-саном?
– Так случилось, что он очень умен и точно определяет время. Луна освещала его путь, море благоприятствовало ему, и никто не допустил ошибок. Но почему неприятель не потопил его, я не знаю. На то была воля Господа.
– Воля Господа? – спросил Феррьера. Он смотрел на галеру у них за кормой и не поворачивался.
Они были достаточно далеко от выхода из гавани, в стороне от пути на Осаку, галера в нескольких кабельтовых сзади, не было видно ни одного корабля. Большинство весел на галере были на время подняты на борт, оставалось только несколько для спокойного хода, пока основная часть гребцов восстанавливала силы.
Родригес не обращал внимания на адмирала Феррьеру. Он был занят Торанагой. «Я рад, что мы на стороне Торанага», – сказал себе Родригес. Во время гонки он внимательно рассмотрел его, радуясь такой редкой возможности. Глаза Торанаги видели все, он наблюдал за артиллеристами и парусами, за стрелками с ненасытным любопытством, задавая через Марико вопросы морякам или помощнику капитана: «Зачем это? Как заряжается пушка? Сколько пороха? Как вы стреляете? Зачем эти канаты?»
– Мой хозяин говорит, может быть, это была просто карма. Вы знаете, что такое карма, кормчий?
– Да.
– Он благодарит вас за то, что воспользовался вашим судном. Теперь он вернется опять на свое собственное.
– Что? – Феррьера тут же повернулся к ним, – Мы прибудем в Эдо задолго до галеры. Мы будем рады, если господин Торанага останется на борту.
– Мой господин говорит, что вам больше не стоит беспокоиться. Он вернется на своем собственном корабле,
– Пожалуйста, попросите его остаться. Я рад его обществу.
– Господин Торанага благодарит вас, но желает сразу же перейти на свой корабль.
– Очень хорошо, делай, как он говорит, Родригес. Посигналь им и спусти баркас. – Феррьера был разочарован. Он хотел посмотреть Эдо и получше познакомиться с Торанагой, так как многое в его будущем было связано с ним. Он не верил в то, что Торанага говорил о способах избежать войны. «Мы на стороне этих обезьян против Ишидо, хотим мы этого или нет. И мне это не нравится». – Я буду жалеть, что лишусь общества господина Торанаги. – Феррьера вежливо поклонился. Торанага поклонился в ответ и что-то коротко сказал.
– Мой хозяин благодарит вас.
Родригесу она добавила:
– Мой хозяин говорит, что он наградит вас за галеру, когда вы вернетесь с Черным Кораблем.
– Я не заслужил. Это была только моя обязанность. Простите, пожалуйста, что я не встаю со своего кресла – нога болит, вы понимаете? – ответил Родригес, кланяясь. – Идите с Богом, сеньора.
– Спасибо, кормчий. Вам того же.
Ощупью спускаясь по лестнице за Торанагой, она увидела, что боцман Пезаро командует баркасом. По коже у нее побежали мурашки, и ее чуть не вырвало. Она усилием воли удержала спазм, благодарная Торанаге за то, что он велел им всем покинуть этот корабль.