Сёгун
Шрифт:
Винк долбил по одному самураю, когда третий упал на него сверху из двери, и Маетсуккер вскрикнул, когда кинжал разрезал ему руку. Ван-Некк пытался вслепую ударить сплеча, а Пьетерсун говорил: «Ради Бога, ударьте его, а не меня», но купец не слышал, так как был охвачен ужасом.
Блэксорн схватил одного самурая за горло, его захват сорвался из-за грязи и пота, и он почти встал, как бешеный бык, пытаясь стряхнуть их, когда последний удар свалил его в темноту. Три самурая пробивались вверх, и команда, оставшись без главного, отступила от кружащихся и режущих трех кинжалов; самураи овладели подвалом, подвал
Оми с высокомерным выражением лица спустился в отверстие и схватил ближайшего к нему – им оказался Пьетерсун. Он толкнул его по направлению к лестнице.
Пьетерсун вскрикнул и попытался вырваться из хватки Оми, но нож скользнул по его запястью, а другой поранил руку. Пронзительно вопящий моряк был безжалостно прижат спиной к лестнице.
– Боже, помоги мне, это не я должен был идти, это не я, это не я! – Пьетерсун поставил обе ноги на перекладину и все отступал назад и вверх от мелькающих ножей. Потом, крикнув в последний раз «Помогите, ради Бога!», повернулся и, бессвязно мыча, взлетел в воздух.
Оми, не торопясь, следовал за ним.
Один самурай отступил, потом другой. Третий поднял нож, который был у Блэксорна. Он презрительно повернулся спиной, наступил на распростертое тело своего поверженного товарища и поднялся наверх.
Лестница была выдернута наверх. Воздух, небо и свет исчезли. Болты, грохоча, заняли свои места. Теперь остались только уныние и вздымающиеся грудные клетки, нарушенное сердцебиение, бегущий пот и зловоние. Вернулись мухи.
Какое-то время никто не двигался. Жан Ропер получил небольшой порез на щеке, у Маетсуккера было сильное кровотечение, другие были в основном в шоке. За исключением Саламона. Он ощупью добрался до Блэксорна, стащил его с лежащего без сознания самурая. Тот гортанно что-то сказал и показал на воду. Круук принес немного в тыквенной бутылке, помог ему посадить Блэксорна, все еще находящегося без сознания, спиной к стене. Вместе они начали счищать с его лица навоз.
– Когда эти негодяи – когда они упали на него, мне послышалось, как сломались его шея или плечо, – сказал мальчик, его грудь вздымалась. – Он выглядит как мертвец, Боже мой!
Сонк заставил себя встать на ноги и подошел к ним. Аккуратно подвигав голову Блэксорна из стороны в сторону, он ощупал ему и плечи.
– Кажется, все нормально. Подождем, пока он придет в себя и заговорит.
– О, Боже мой, – начал ныть Винк. – Пьетерсун, бедняга, будь я проклят, будь я проклят…
– Ты собирался пойти. Кормчий тебя остановил. Ты собирался идти, как обещал, я видел, ей-богу, – Сонк потряс Винка, но тот не обращал внимания. – Я видел тебя, Винк. – Он повернулся к Спилбергену, отмахиваясь от мух. – Разве не так?
– Да, он собирался. Винк, перестань реветь! Это вина кормчего. Дай мне немного воды.
Жан Ропер зачерпнул воды тыквенной бутылкой, напился и обмыл рану на щеке. «Винк должен был идти. Он был жертвой Бога. Он был обречен. И теперь его душа погибла. О Господи Боже мой, прояви к нему милосердие, он будет гореть в аду целую вечность».
– Дайте мне воды, – простонал
– Это вина не Винка, – сказал Ван-Некк устало. – Он не мог встать, разве вы не помните? Он просил кого-нибудь помочь ему подняться. Я был так напуган, что я не мог двигаться и не мог подойти.
– Это вина не Винка, – сказал Спилберген. – Нет. Это его. Они все поглядели на Блэксорна.
– Он сумасшедший.
– Все англичане сумасшедшие, – сказал Сонк. – Ты знал хоть одного нормального? Поскреби любого из них – и ты обнаружишь маньяка и пирата.
– Все они негодяи! – сказал Джинсель.
– Нет, не все, – сказал Ван-Некк, – Кормчий сделал то, что он действительно считал правильным. Он защищал нас и провел десять тысяч лиг.
– Защищал нас? Иди ты знаешь куда? Нас было пятьсот, когда мы отплывали, и пять кораблей. Теперь нас всего девять!
– Это не его вина, что флот растерялся. Это не его вина, что штормы были все…
– Если бы не он, мы бы остались в Новом Свете, ей-Богу. Это он сказал, что мы можем добраться до Японии. О Боже, посмотрите, где мы теперь.
– Мы согласились попробовать доплыть до Японии. Мы все согласились, – устало сказал Ваи-Некк. – Мы все проголосовали.
– Да. Но это он нас убедил.
– Смотрите! – Джинсель указал на самурая, который ворочался и стонал. Сонк быстро скользнул на него, ударил его кулаком в челюсть. Мужчина опять потерял сознание.
– Боже мой! Зачем эти негодяи оставили его здесь? Они могли без большого труда вынести его отсюда. И мы ничего не можем сделать.
– Ты думаешь, они решили, что он мертв?
– Не знаю! Они должны были видеть его. Боже мой, как бы я хотел выпить холодного пива, – сказал Сонк.
– Не бей его, Сонк, не убивай его. Он заложник. – Круук поглядел на Винка, который сидел, согнувшись, у стенки, погруженный в унылое самобичевание. – Бог помогает нам во всем. Что они сделают с Пьетерсуном? Что они сделают с нами?
– Это кормчий виноват, – сказал Жан Ропер. – Один он.
Ван-Некк вгляделся в Блэксорна.
– Теперь это не имеет значения. Понимаете? Чья бы это вина ни была или есть.
Маетсуккер покачался на ногах, кровь все еще текла с предплечья.
– Я ранен. Помогите мне кто-нибудь.
Саламон сделал жгут из куска рубашки и остановил кровь. Рана на бицепсе Маетсукксера была глубокой, но ни вена, ни артерия не были задеты. Мухи начали садиться на рану.
– Проклятые мухи. И Бог проклянет кормчего в преисподней, – сказал Маетсуккер. Все согласились. – Но нет! Он должен был спасти Винка! Теперь на его руках кровь Пьетерсуна, и мы все из-за иего пострадаем.
– Заткнись! Он сказал, никто из его команды…
Наверху раздались шаги. Открылся люк. Крестьяне начали выливать бочки с рыбными помоями и морской водой в погреб. Они остановились, когда пол был затоплен на шесть дюймов.
Вопли прорезали ночной воздух, когда луна поднялась высоко.
Ябу сидел на коленях во внутреннем садике дома Оми. Без движения. Он следил за лунным светом в цветущем дереве – ветви взметнулись на фоне светлеющего неба, соцветия теперь были слегка окрашены. Лепесток падал, кружась, а он думал, как прекрасен этот лепесток.