Сёгун
Шрифт:
– Вы собираетесь предстать перед Советом? – начал Затаки, его лицо недоверчиво искривилось, – Вы, Торанага-нох-Миновара, вы собираетесь…
– Послушайте, – прервал его Торанага звучным командирским голосом, который разнесся по поляне, – Совет регентов требует, чтобы ему повиновались! Даже если он и незаконный, он создан и ни один дайме не должен нарушать спокойствие государства, как бы он ни был прав. У нас уже были прецеденты. Если один какой-нибудь дайме устраивает переворот, долг всех – уничтожить его. Я поклялся Тайко никогда не нарушать мира, даже если в стране появится сам дьявол. Я принимаю приглашение. Я выезжаю сегодня.
Все самураи пытались предугадать, что значит этот
Нага был в недоумении. Не будет «Малинового неба»? Не будет честной войны? Не будет битвы до победы в горах Синано или на равнинах Киото? Не будет почетной смерти в бою, при героической защите знамени своего отца, не будет гор вражеских трупов, попираемых ногами во время последнего почетного выхода или после победы? Не будет даже выстрелов из этих низменных для самурая ружей? Ничего этого – только сеппука. Отрубленная голова на пике, выставленная на потеху простому народу? Только смерть и конец династии Ёси, так как, несомненно, каждый из них умрет – его отец, все его братья, сестры, кузины, племянники и племянницы, тети и дяди. Его глаза сфокусировались на Затаки. Жажда крови стала переполнять его…
Оми следил за Торанагой почти невидящим взглядом, ненависть захватила его. «Наш господин сошел с ума, – думал он, – как можно быть таким глупым? У нас сто тысяч людей, мушкетный полк и еще пятьдесят тысяч вокруг Осаки! «Малиновое небо» в миллион раз лучше, чем отвратительная смерть в одиночку!»
Его рука сильно сжала рукоятку меча, и в какой-то безумный момент он представил себе, как бросается вперед, чтобы отрубить голову Торанаге, протянуть ее регенту Затаки и так кончить эту позорную загадку. Потом умереть от своей собственной руки, с почетом, здесь перед всеми. Для какой цели жить ему теперь? Кику теперь стала недосягаемой для него, ее контракт купил и владеет им Торанага, который предал их всех. Прошлой ночью, когда она пела, его тело словно жарилось на огне, так как он знал в глубине души, что ее песня предназначалась для него, одного лишь него. Незатухающий огонь – его и ее. Ждать – почему не покончить с собой вдвоем? Красиво умереть вместе, быть вместе целую вечность. О, как это было бы замечательно! Соединиться душами в момент смерти, как бесконечное доказательство нашей любви к жизни. Но сначала изменник Торанага, не так ли?
Оми стоило больших усилий отогнать от себя эти страшные мысли.
«Все скверно, – подумал он. – Нет мира в моем доме, злоба и ссоры, Мидори всегда в слезах. Не знаю,
Похоже, что я – под чарами дьявола. Они напущены Анджин-саном? Может быть. Но все потеряно. Ни мести, ни тайного маршрута побега, ни Кику, ни будущего – ничего нет. Надо ждать. Смерть – это и будущее, и прошлое, и настоящее, и она будет чиста и проста…»
– Вы отказываетесь? Вы не собираетесь воевать? – проревел Ябу, осознавая, что это означает его смерть и смерть его потомков.
– Я принимаю приглашение Совета, – ответил Торанага, – как и вы принимаете приглашение Совета!
– Я не собирался…
Оми вышел из своей задумчивости с достаточным присутствием духа, чтобы сообразить, что он должен прервать Ябу и защитить его от угрозы немедленной смерти, к которой мог привести того любой спор с Торанагой. Но умышленно не раскрывал рта, ликуя про себя от радости, ожидая что этот дар небес погубит Ябу.
– Вы не сделаете этого? – спросил Торанага. Душа Ябу завопила, почувствовав опасность. Он едва смог проворчать:
– Я… я, конечно, ваши вассалы должны будут подчиниться. Да… если вы так решили я… я сделаю.
Оми выругался про себя и заставил свое лицо принять прежнее тусклое выражение, его мозг все еще вяло работал после неожиданной капитуляции Торанаги.
Рассерженный Торанага позволил Ябу заикаться дальше, увеличивая его замешательство и вынуждая извиняться. Потом презрительно оборвал его:
– Хорошо, – он повернулся к Затаки, не ослабляя своего напора. – Так что, брат, ты можешь убрать второй свиток. – Краем глаза он заметил, как изменилось лицо Наги, и повернулся к нему: – Нага!
Юноша чуть не выпрыгнул из собственной кожи, но отпустил рукоятку меча, – Да, отец? – запинаясь, спросил он.
– Ступай и принеси мои письменные принадлежности! Сейчас же! – Когда Нага оказался за пределами досягаемости меча, Торанага облегченно выдохнул, поняв, что ему удалось остановить атаку на Затаки до того, как она началась бы. Теперь он внимательно следил за Бунтаро. И за Оми. Торанага подумал, что эти трое теперь контролируются достаточно строго и не сделают попытки совершить какую-нибудь глупость, которая вызовет немедленную стычку и большие жертвы.
Он еще раз обратился к Затаки:
– Я сейчас же дам вам мое письменное согласие на предложение Совета регентов. Это подготовит Совет к моему официальному появлению. Он понизил голос и заговорил так, что его слышал только один Затаки: – В пределах Идзу вы в безопасности, регент. За ее пределами это будет ваша проблема. До тех пор, пока моя мать не вырвется из вашего заточения, вы в безопасности. Только до этих пор. Эта встреча окончена.
– Хорошо. «Официальное появление»? – Затаки выказывал явное презрение. – Какое лицемерие! Никогда не думал, что наступит день, когда Ёси-нох-Миновара будет раболепствовать перед генералом Ишидо. Вы просто…
– Что более важно, брат, – спросил Торанага, – продолжение моего рода или сохранение государства?
Над долиной нависло уныние. С неба лило, облака висели так низко, едва ли не в трехстах футах от земли, полностью закрывая путь к перевалу. Площадь и двор гостиницы были заполнены толкающимися, хмурыми самураями. Лошади в возбуждении били копытами. Офицеры с излишней грубостью выкрикивали приказания. Испуганные носильщики метались, готовясь идти с отправляющейся колонной. До наступления темноты оставался всего лишь час.