Сёгун

Клавелл Джеймс

– Вы сами видели, как он вытолкнул нашего господина на безопасное место?

– Да. Господин Торанага давно уже был бы мертв, господин, если бы не он. Я совершенно уверена. Он три раза спасал нашего господина: при бегстве из Осакского замка, на борту галеры в гавани Осаки и во время землетрясения. Я видела мечи, которые выкопал Оми-сан. Они были изогнуты, как лапша, и совершенно никуда не годились.

– Вы думаете, Анджин-сан действительно мог совершить сеппуку?

– Да. Клянусь своим христианским Богом, я считаю, что он принял такое решение. Только Оми-сан помешал ему.

Господин, я считаю, что он достоин быть самураем, достоин быть хатамото.

– Я не спрашивал вашего мнения.

– Прошу простить меня, господин, конечно, вы не спрашивали. Но этот вопрос все еще у вас в голове.

– Вы стали не только учительницей кормчего, но и читаете чужие мысли?

– О, нет, пожалуйста, извините меня, господин, конечно, нет, – сказал она самым умильным голоском, – Я только ответила вождю нашего рода как могла лучше, старалась в меру своих слабых способностей. Интересы нашего господина у меня в голове на первом месте. Ваши только на втором после его интересов.

– А это так?

– Пожалуйста, извините меня, но об этом нет необходимости и спрашивать. Прикажите мне, господин, я все выполню.

– Почему вы такая гордая, Марико-сан? – спросил он испытующе.

– Прошу извинить меня, господин. Я была груба. Я не заслужила такого…

– Я знаю! Никто из женщин не заслужил! – Хиро-Мацу засмеялся. – Но бывают времена, когда мы нуждаемся в вашей женской холодной, жестокой, злобной, изощренной, практичной мудрости. Вы, женщины, намного умнее нас, правда?

– О, нет, господин, – сказала она, соображая, что у него на уме.

– Это просто потому, что мы сейчас одни. Если повторить это перед всеми, то сказали бы, что старый Железный Кулак отжил свое, что ему пора положить свой меч, побрить голову и начать читать молитвы Будде, прося прощения за души тех людей, которых он отправил в Пустоту. Они были бы правы.

– Нет, господин. Об этом правильно сказал ваш сын. Пока наш господин не кончил свою жизнь, вы не можете отступать. Ни вы, ни господин, мой муж. Ни я.

– Да, но все равно я был бы очень рад положить свои мечи и просить мира у Будды для себя и тех, кого я убил.

Он некоторое время всматривался в темноту ночи, тяжко ощущая свой возраст, потом снова посмотрел на нее. Ему было очень приятно смотреть на нее, приятней, чем на любую другую женщину из тех, кого он знал.

– Что?

– Ничего, Марико-сан. Я вспомнил, как первый раз увидел вас.

Это было в то время, когда Хиро-Мацу тайком заложил душу Городе, чтобы получить эту маленькую изящную девушку в жены сыну, тому самому сыну, который зарубил свою собственную мать, единственную женщину, которую когда-либо по-настоящему любил Хиро-Мацу.

«Почему я добивался для него Марико? Потому что я хотел досадить Тайко, который тоже хотел ее. Досадить противнику и ничего более. А была ли неверна мне моя наложница? – спрашивал себя старик, тревожа старую рану, – О, Боже, когда я гляну тебе в лицо, я потребую у тебя ответ и на этот вопрос. Я хочу знать, да или нет; Я требую правды! Я думаю, это ложь, но Бунтаро сказал, что она была наедине с этим мужчиной в комнате, с распущенными волосами, развязанным кимоно, это было

задолго до того, как мне вернуться. Это могла быть и ложь, не правда ли? Или правда, да? Это должна быть правда – конечно, мой сын не отрубил бы голову своей матери, если бы не был уверен?»

Марико смотрела на морщины, покрывающие лицо Хиро-Мацу, его кожа натянулась, местами шелушилась от возраста. Она чувствовала былую силу его рук и плеч.

«О чем вы думаете? – хотела спросить она, ей нравился этот человек: – Вы все-таки видите меня насквозь? Вы теперь знаете обо мне и Анджин-сане? Вы знаете, что я прямо трепещу от любви к нему? Что когда мне надо будет выбирать между ним, вами и Торанагой, я выберу его?»

Хиро-Мацу стоял у бойницы и смотрел на город под ним, его пальцы поглаживали ножны и рукоятку меча, он совсем забыл о ней. Хиро-Мацу задумался о Торанаге и о том, что с негодованием сказал ему несколько дней назад Затаки, с негодованием, которое он разделял.

– Да, конечно, я хочу завоевать Кванто и вывесить мое знамя на стенах замка в Эдо и сделать его своим. Я никогда не хотел этого раньше, но теперь хочу, – сказал ему Затаки. – Но таким путем? В этом нет никакого благородства! Никаких почестей не достанется ни моему брату, ни вам, ни мне! Никому! Кроме Ишидо, а этот крестьянин не заслуживает этого.

– Тогда поддержите господина Торанагу. С вашей помощью Тора…

– Зачем? Тогда мой брат станет сегуном и уберет наследника?

– Он сто раз говорил, что поддерживает наследника. Я считаю, это так и есть. И у нас будет вождем Миновара, а не выскочка-крестьянин и ведьма Ошиба, не так ли? Эти глупцы будут править страной восемь лет, пока Яэмон не достигнет совершеннолетия, если умрет Торанага. Почему не дать господину Торанаге восемь лет, он – Миновара! Он тысячу раз говорил, что передаст власть Яэмону. Где у тебя мозги, в заднице? Торанага не враг тебе или Яэмону!

– Миновара не станет на колени перед этим крестьянином! Ссал он на его честь и честь всех нас. Вашу и мою!

Они ругались, проклинали друг друга и, будучи одни, чуть не подрались.

– Ну, давай, – издевался он над Затаки, – вытаскивай свой меч, предатель! Ты предал своего брата, главу рода!

– Я глава своего собственного рода. У нас одна мать, а не отец. Отец Торанаги с позором прогнал мою мать. Я не буду помогать Торанаге, но если он отречется и вспорет себе живот, я поддержу Судару…

«Нет необходимости делать это, – сказал себе Хиро-Мацу, все еще разъяренный, – Не стоит делать этого, пока я еще живой, или смиренно представать перед Советом регентов. Я главнокомандующий. Мой долг защищать честь и дом моего господина, даже от него самого. Так что я теперь решил: – Послушайте, господин, пожалуйста, извините меня, но на этот раз я ослушаюсь. На этот раз я обману вас. Сейчас я хочу объединиться с вашим сыном и наследником, господином Сударой, и его женой, госпожой Дзендзико, и вместе мы объявим «Малиновое небо», как только прекратятся дожди, и начнем войну. И до тех пор, пока не умрет последний человек в Кванто, сражаясь с врагом, я буду надежно охранять вас в замке Эдо, что бы вы ни говорили, чего бы это ни стоило».