Секрет черной книги
Шрифт:
IX
Марфа выздоровела, не обманул колдун. И, казалось, теперь-то жить им, Ивану с Марфой, да радоваться, только вот счастье будто отвернулось от них. Неторопов по-прежнему любил жену больше солнца, только на нее словно остуду навели. Стала Марфа избегать его ласк, то на нездоровье ссылалась, то на усталость. И не в стыдливости девичьей, как поначалу случалось, было дело, а будто и правда стал ей муж совсем нелюб. И не только в этом изменилась Марфа: стала нелюдимой и молчаливой, когда хлопотала по хозяйству, песен больше не пела, да и делала все словно через силу. Избу метет – а меж бровей хмурая складочка пролегает, будто в тягость
– Слаба я еще, Ванечка, – отговаривалась она на вопросы мужа, чем только больше его тревожила. Отпустила ли ее болезнь насовсем или лишь затаилась? Боялся Иван за жену, хоть и сердился про себя теперь на ее медлительность и ленивость. Сдерживался, если запаздывала она с обедом, не бранился, только горько было ему смотреть на то, что готовит жена ему без радости, словно и правда разлюбила его. «Может, свозить ее в город? Показать докторам каким?» – думал он, лежа ночью без сна рядом с уснувшей Марфой. «Бледная она какая да исхудала за время болезни». А утром жена уверяла его, что здорова, и принималась хлопотать по хозяйству с почти прежней расторопностью. И обманывался на время Иван ее нарочитой веселостью.
А потом завертелся он в своих хлопотах: к весне то это нужно было подготовить, то это проверить, да и наметилась пара выгодных купле-продажных дел, которые он никак не мог упустить. Даже в город ему пришлось отлучиться, оставив Марфу одну на хозяйстве.
– Схожу-ка я к Лукерье, попрошу составить тебе компанию, – сказал он перед отъездом.
– Зачем, Ванечка? – удивилась Марфа.
– Да что бы тебе не грустно было. И помощница она тебе хорошая.
– Да когда ж мне скучать, Ванечка! Вон дел сколько! Да и не слаба я уже так, как прежде. Зачем беспокоить ее?
Удивился про себя Иван: Марфа всегда бывала рада визитам Лукерьи. И в отъезды мужа просила ее приходить. Иван спорить не стал, но уехал он с неспокойной душой. Все думал, как там Марфа.
Но когда он вернулся, жена встретила его лаской и собранным на столе угощением.
– Соскучилась я как по тебе, Ванечка! – прошептала она. Ее руки обняли его за шею, как обычно, когда Марфа его встречала. Но отчего-то показалось Ивану на этот раз, что это не теплые мягкие руки жены обнимают его, а обвились вокруг шеи холодные и опасные змеи, и едва сдержал он в себе порыв избавиться от объятия. Но жена уже сама опустила руки, отступила на шаг, смотрит на него, слегка склонив голову, как всегда, когда любовалась им. Улыбается, но глаза ее при этом оставались холодными и настороженными. Что с нею? Чем-то недовольна? Чем-то рассердил он ее? Да вроде нет за ним никакой вины.
– Хорошо ли прошло дело, Ванечка?
Он молча кивнул, снял с головы шапку, развязал пояс на армяке, прошелся по избе, подмечая детали. Вроде все в порядке, на своих местах, чисто и убрано. Только на душе как-то смутно, и отчего – не понять. А Марфа уже суетится по хозяйству, на стол выставляет из печи горшки с дымящимся супом и кашей. Все, как раньше, да не так…
– А отчего ты, Марфа, не поешь больше?
Она вздрогнула, чуть не выронила из рук глиняную миску. Улыбнулась краешками
Ночью лег Иван к Марфе, протянул руку, желая привлечь к себе жену. Она прижалась к нему, замерла, будто выжидая. Робкая и стеснительная, как и прежде.
– Ох, Марфа, – вздохнул вслух Иван. Так давно он желал жену, а сейчас, когда она вот, рядом, на него навалилась такая сильная усталость, что ни рукой пошевелить, ни ногой. В голове туманится, со сном бороться нет возможности. Видимо, так утомила его поездка.
Утром встал Неторопов с тяжелой, будто в похмелье, головой. Изба уже была чисто выметена, в печи – горшок с горячей кашей. Все как раньше. Только вот ему что-то нехорошо, все из рук валится, слабость по рукам и ногам связывает. И ел даже Неторопов без аппетита. Марфа, видя его нездоровье, встревожилась.
– Да нет, все хорошо, милая! – отмахнулся Иван.
А там завертели его дела, не то что хворать, вздохнуть некогда! Вставал еще до солнца, а вечером, накрутившись за день, засыпал, едва касался щекой подушки. Даже молодую жену не трогал. Словно силы ему некто отмерял очень ограниченно. А Марфа будто и не обижалась, все понимала. Он засыпал, а она все еще возилась по хозяйству и вставала раньше него, как и не ложилась вовсе.
В одну из таких ночей, темных и бездонных, Иван вдруг открыл глаза и, плавая все еще в вязкой, будто мед, дреме, с удивлением увидел, что Марфа не спит, а сидит за столом с зажженной свечой и водит пальцем по страницам раскрытой книги.
Иван удивленно приподнялся на локте. Книг в его доме не водилось, кроме той, надежно спрятанной за поленницу, что досталась ему от колдуна. А если бы и водились, то неграмотная Марфа вряд ли стала проводить ночь за их изучением.
Свечное пламя дрогнуло, будто тронутое сквозняком, и размытая тень, отбрасываемая фигурой Марфы на стену, колыхнулась и исказилась, на какое-то мгновение приняв форму безобразного горбуна с длинным крючковатым носом.
– Марфа? – испуганно окликнул Иван жену. Она резко обернулась, и в полумраке ее глаза сверкнули холодным светом, еще больше напугав Неторопова.
– Что тебе, милый? – ласково спросила жена, вставая и заслоняя своей спиной стол с книгой и свечой. Тень на стене в точности повторила очертания ее женского стана, и Иван с облегчением выдохнул: чего только не померещится спросонья…
– Не спится? – продолжала вопрошать Марфа, однако не подходя к печи, на которой лежал Иван, близко.
– Что ты делаешь? – спросил он. От пережитого недавно испуга голос его прозвучал излишне строго.
– Шапку тебе чиню, – покорно ответила Марфа и чуть посторонилась, открывая стол, на котором Иван и правда увидел лежащую шапку. Чудны дела: принять ее за книгу! Неторопов накануне жаловался жене, что прохудилась его шапка.
– Ты спи, спи, Ванечка.
Он и правда уснул тут же, а утром уже не мог разобрать, на самом деле ли он разговаривал с Марфой ночью или все ему приснилось. Шапка его все же оказалась починенной, а книга, завернутая в мешковину, лежала там же, где он ее и оставил. Иван и забыл вскоре о том сне или не сне, тем более что зашедшая вечером Лукерья принесла нехорошую новость.